Сергей Карпухин. До-бытие. Бытие до…

«Происхождение сущности бытия сущего

непомыслено. По-настоящему более

всего требующее осмысления

по-прежнему  скрыто. Для нас оно еще

не стало достойным мышления. Поэтому

наше мышление еще не попало в свою

собственную стихию.» [1]

                                                                                                         Мартин Хайдеггер

Сущность бытия сущего

Слова великого немецкого философа, вынесенные в эпиграф, наиболее точно определяют главную проблему философии, одновременно являясь опровержением слабой философской сентенции о том, что для мышления принцип универсализма уже не есть основополагающий принцип.

Любые философские, физические или космологические системы апеллируют к субстанциальному как некой совокупности абсолютных и универсальных констант бытия, дающих возможность построения непротиворечивых теорий, описывающих реальность. Но теории страдают приближением, поскольку, подлинно субстанциальное ускользает от описания и по-прежнему скрыто от нас. Эта особенность абсолютного, как утаивание, сокрытие,  ускользание от мышления отмечалась в разные времена многими философами. Кант пишет: «Давно уже заметили, что во всех субстанциях нам неизвестен подлинный субъект, а именно то, что остается после устранения всех акциденций (как предикатов) стало быть, неизвестно само субстанциальное…». [2]  На протяжении всей истории человечества мы задаем к субстанциальному один и тот же вопрос: «Что является первопричиной этого Мира?» В истинном значении это вопрошание распространяется за понимание и знание, и обращено к чему-то непомысливаемому. Тем не менее, диалектически необходимо, чтобы это непомысливаемое раскрывалось в мышлении как самое близкое к нам и через нас. «Обычно думают, что абсолютное должно находится далеко по ту сторону, но оно как раз есть вполне наличное, которое мы носим с собой и употребляем, хотя явно не сознаем этого.» [3] Именно сопричастность к универсальному позволяет нам выводить непротиворечивые суждения, истинность которых зиждется на том, что в мышлении можно схватить как нечто Целое — то, что древние греки называли Одно во Всем. Но что же такое это – неуловимое, непостижимое и Всеобъемлющее как сама Бесконечность, лежащее в основе Всего как тотальное пронизывание всего, и при этом не поддающееся анализу и какому-либо описанию из мира истины и конечного?  Чтобы как-то приблизиться к этому океану Непостижимого мышлению нужно отказаться от определенности своего-конечного.  Здесь речь не идет об абсолютном отстранении от конечного, но о временном отодвигании и заглядывании за это отодвигание, с целью схватывания super esse или plus quam esse – сверх-бытия или более-чем-бытия.

В завершающей классическую философию гегелевской диалектике первой дефиницией абсолютного высказывается бытие. [4] «От истоков западной мысли у греков всякая речь о «бытии» и о «есть» движется в русле обязывающего для мысли определения бытия как присутствия.» [5]  По Хайдеггеру бытие присутствует. Мышление и сущее в целом лишь восприемники этого «присутствия дара бытия». Но кто  дарующий? В чем, и причём раскрывается присутствие этого дара бытия? Мышление в вопросе беспокоит это при-чём, поскольку без него оно чувствует  без-основность, неосновательность, шаткость и призрачность своих суждений и определений и собственного существования. В желании обрести покой и основание  оно хочет участвовать не только при акте своего рождения и жизни, но и при акте собственной смерти, и видеть, как и откуда оно получает эту данность бытия. Кто или что несет ему этот дар?

Итак, вопрос сформулирован: «Как из дологического небытия приходит бытие?» В этом вопросе нас интересует при-ход, как нисхождение и истечение из Бесконечного небывания в Бесконечное есть, которое и рождает все многообразие мира в мышлении. Трудность, связанная с парадоксом конечного мышления, постигающего бесконечное, снимается, если мы обращаемся к пере-ходу,  при-ходу из непомысливаемого в мышление. В приходе мы видим некую подвижность, движение чего-то «через»-«trans» нечто, как потаенную возможность в представлении Абсолюта. Но движение еще не есть абсолютное, поскольку любое, самое незначительное движение является отрицанием, как полагание иного в форме не движения, что означает различение, определенность и, значит, конечное. Мышление различает и определяет, а всякая система, имеющая какое-либо различение, какую-либо количественную или качественную определенность и берущая начало во временной или пространственной точке, является конечной.*

_____________________

* В данном случае, в частности, и в других случаях, в целом, автор под системой понимает любую выделенность из Процесса, или любую конфигурацию взаимодействий любого масштаба и субстанциальности.

Решение противоречия между адекватностью познания и тотальной изменчивостью всего сущего лежит в «поле незавершенности», путем наделения свойством изменчивости самих субстанций (спинозовских экзистенций).  Еще в XI в. Петер Абеляр обратил внимание на такое свойство субстанций как их неустойчивость, «…именно потому, что субстанции могут быть субъектом всего они по своим формам подвижны и неустойчивы.» [8]

Этот метафизический принцип однозначно говорит нам о том, что не может быть бесконечным то, что было конечным. Здесь мышление само себя загоняет в ловушку, в то, что Гегель называл «дурной бесконечностью», в то, что возможно постигать, но невозможно постичь. Истинную же бесконечность Гегель мыслит как совпадение «с самим собою» и «с другим» «в переходе» к этому другому. [6]  В таком определении  есть самодостаточность бесконечности безотносительно к истине. Истина – это одежды, в которые мы рядим сущее в надежде, что их размеры окажутся ему впору. Через истину мы апеллируем к возможности адекватного познания  сущностей, которое конституируют нечто неизменное. Мы апеллируем к субстанциальному знанию как к достижимому. Но субстанциальное уклоняется от мышления. И сама истина как  «истота бытия» [7] и  его исток есть приход бытия в мышление, сама есть граница перехода сущего в понятие, как некое отодвигание границы знания и незнания, и, следовательно, изменчивость, определенность и конечное. Значит, мышление не достигает сущего, а  истина  не  адекватна предмету. Она есть ложная истина, как оформленность в мышлении и в Логосе несовершенства. Несовершенство дает истине некоторую степень свободы в продвижении к своему существу – к оформленности абсолютной. Но мышление не достигает Абсолюта и, именно, поэтому высказанная истина – есть ложная истина.  Подлинная же истина  — это несказуемое. Она безнадёжно застряла где-то между убегающим не проявленным сущим и вечно догоняющим мышлнием.  Она всегда позади сущего и впереди мыслимого.

Существование уже само по себе есть изменчивость, и поэтому субстанциям необходимо должна быть присуща изменчивость. Эта имманентная сторона субстанции, как нечто подвижное, неустойчивое и изменчивое, присущее сущности, достаточно хорошо была далее разработана в философских системах Лейбница и Канта. Таким образом, адекватность истины предмету заключается в их тотальной изменчивости. Здесь проблема корреляции. У Гегеля есть замечательный образ: «… мышление должно подчиняться предмету, сообразовываться с ним»; [9] «и притом  оно должно сделать себя адекватным своей материи в качестве мягкой неопределённой формы» [10]. Это намекает нам на то, что подлинную истину нужно искать на путях не Логоса, но Эйдоса. Никто не сможет отменить научные истины, или общественные законы. Нужно только с осторожностью относиться высказыванию идей или формулированию законов  в качестве завершенных истин. Абсолютизируя конечные сущности, мышление впадает в заблуждение, идеологию и зло, что не раз являла  история науки в виде несовершенных законов, или история человечества в виде человеконенавистнических идеологий. Следование же мышления за развивающимися сущностными процессами, как эйдетическое про-движение к Абсолюту выводит его из мира заблуждений на подлинный путь – в мир незавершенных истин. В этом смысле любой закон в любой области наукознания есть лишь формализованный эйдетический образ, ограниченный в своём формализме. Яркий тому пример – открытие «Периодической системы» Дмитрием Менделеевым. Именно поэтому говорят, что мы лишь проводники Божественной воли, или, что все законы уже существуют.

Диалектически необходимо, чтобы все изменчивое имело конец. Из этого с необходимостью следует, что и сущности присуще несуществование. Чтобы оправдать такое утверждение нам необходимо поставить вопрос о существовании самого Сущего как целого. Возможно ли несуществование Сущего?  Мышление выделяет и определяет сущее из бытия как противопоставленное не-сущему. Но ведь нет противоречия в утверждении: изменчивость как различенность и определенность есть конечное. Из этого утверждения непротиворечиво вытекает парадокс: «сущему присуще как существование, так и несуществование». В этом тезисе нас интересует союз «так и», как переход между существованием и несуществованием связывающий их тонкими нитями,  как тень реального становления из не-сущего в сущее и обратно, и который сам по себе есть пустота, но в обозначенной связке – абсолютная и тотальная наполненность действия, без которого ничто не может проявиться в Сущем. Кант, говоря о «некоторой вещи действительно существующей, но, тем не менее, нигде в мире не находящейся» [11] подразумевал субстанциальное. А Аристотель в поисках «начала» писал о его фундаментальной характеристике: «ибо существует нечто движущее, что остается неподвижным». [12] И теперь, чтобы непротиворечиво разрешить этот парадокс нам придется отказаться от лейбницевского понимания субстанций как независимых, предустановленных и вечных монад, и допустить либо множество субстанций существующих вне себя и представляющихся через другое, либо существование одной и только одной субстанции.

Если субстанция нуждается в представлении себя через другое, то она должна обладать этим другим и отдавать это другое. И это обладание-давание здесь уже не спинозовское принятие на себя одной субстанцией атрибутов другой, но принятие и отдавание самой сущности, как «совпадение в переходе с самим собой и себя в другом». Значит, чтобы снять парадокс в мышлении, лейбницевским монадам необходимо придать трансмутационный характер и, вместе с тем, конечность существования. То есть, субстанции необходимо должны существовать как транс-субстанции, перетекая одна в другую «через»-«trans» нечто Одно уходящее из мышления. И именно этот «уход за» мышление как про-движение, про-двигание Одного и есть подлинно субстанциальное. Опосредованно на трансмутационный характер субстанций указывает и сама возможность вопрошания к субстанциальному, имманентной стороной которого является уклонение от мышления и, вместе с тем, в этом уклонении, раскрывание перед вопрошающим.

Сущность вещи неявна; она прячется от мышления в Сущем за множеством конечных существований. Чтобы узреть подлинно субстанциальное, мышлению необходимо последовательно устранить всё несущественное, и далее устранить   сущность, чтобы увидеть за ним несуществование в его тотальности и непосредственности. Устранив, таким образом, все, в том числе и субстанцию существования мышление видит, что, тем не менее, оно не устранило само это устранение. В нём оно чувствует потаенную возможность устранять как существование, так и несуществование. Если путем устранения устраняются все модусы бытия реальности мира, и в остатке лежит что-либо, то оно будет являться сущностью всего и говорить о реальности мира самого по себе безотносительно познающего мир субъект-мышления.

В Абсолютной Реальности это устранение есть пере-ход, про-движение одного состояния в другое, которые не безразличны друг другу в силу причинно-следственных отношений, но безразличны к определению порядка и беспорядка. Упорядоченность и неупорядоченность  –  это операция мышления; где порядку соответствует некоторая степень обобщения хаоса. В реальности нет ни порядка, ни хаоса, а есть иерархия систем  взаимодействий, изменение которых соответствует переходу на новый уровень системности. Мышление желает порядка,  поэтому оно не всеобъемлюще. Его имманентным признаком является множественность субстанций. В попытке узрения абсолютно Одного мышление, продвигаясь за свое имманентное, вынуждено искать переход от конечного к бесконечному устраняя субстанции. И оно неизбежно находит этот переход как транссубстанции и, далее, устраняя самоё себя, видит, что  не остается ничего кроме этого у-странения. Но ведь это и есть то, что «остается после устранения всех акциденций (предикатов)», тот «подлинный субъект» и «само субстанциальное». То, что в мышлении было взаимообусловленной совокупностью всех категорий, предикатов и сущностей, за мышлением стало теперь полной неопределенностью и неразличенной сплошностью. И само мышление, здесь утратило различенность, но, тем не менее, не утратило главных характеристик абсолютного: про-движение (неуничтожимость), про-стирание (стирание всех границ) и при-сутствие (бытие). Мышление мысля себя как «простирание продвигающегося присутствия», здесь на мгновение достигает истины, верифицируя себя с Абсолютной истиной и становясь всеобъемлющим, но не бесконечным. Абсолютная истина есть идея и ничего кроме идеи. Она не есть адекватность абсолютному или бесконечному, но адекватность идее об абсолютном и бесконечном как оформленность и завершенность духа.  Как Одно, реальность взывает к абсолютному понятию. Абсолют и является тем, что не нуждается в каких-либо определениях, чем он сам есть, он уже Абсолют в выражении Универсума, отрицающий собой наличие какой-либо иной протяженности, иной субстанции (в том числе и мышления), кроме самого себя, говорящий: «Все есть конечное, – я бесконечное». Он вполне самодостаточен и абсолютно завершен в своей принципиальной незавершаемости, — он есть Все и есть Целое и это уже не субстанция, а Supersubstantia — Сверхсущность, которая, при-сутствуя,  про-двигается, про-стирается, устраняя и снимая все границы, и в существование и в несуществование, и в сущее и в понятие, и это устранение как про-движение есть процесс (processus). Здесь Процесс, до сих пор мыслившийся в рамках непредикативного определения, высказывается как подлинный субъект и субстанциальное, опровергая собой известную философскую сентенцию, что если нет мышления – нет и сущего.

Метафизическая концепция Абсолютного про-движения

«Мы используем единственное число, говоря

об Универсуме, Природе, о Füsis, что можно

перевести как Процесс. Существует  один

всеобъемлющий факт –  развертывающаяся

история Вселенной. Вот эту общую ткань

мира, служащую основой для всего

возникающего, сущностью которой является

процесс, сохраняющий связность, Платон

обозначает термином “Восприемница и

Кормилица всего возникающего.» [13]

                                                                                                    Алфред Норт Уайтхед

      Категория «процесс», или то, что мыслилось под ней, встречается в различных философских и религиозных учениях на протяжении всей истории становления философской мысли, но как фундаментальная категория, как собственно Процесс, она была положена в основание философской системы в первой половине XX столетия английским философом А.Н.Уайтхедом. Процесс им понят как становление. Эта философская традиция восходит к философии Гераклита, и рассматривает становление как категорию более фундаментальную, чем бытие. В концепции Уайтхеда бытие соответствует возможности, а становление – действительности. Но возможность в его диалектике раскрывается как действительность, предустановленная другой действительности, т.е. в рамках становления же, но не бытия. Гениальность и заслуга А.Н. Уайтхеда была в том, что он впервые в истории философии гипостазировал считавшуюся многие столетия абстрактной категорию «процесс» и вдохнул в нее жизнь и силу созидания. «И так, природа есть структура развертывающихся процессов. Реальность есть процесс.» [14]  Но вместе с тем, он не увидел Процесс как абсолютное, что привело и к неполному раскрытию сущности его имманентного в относительном. А «знать истину частично», по его же словам, «значит искажать Вселенную». [15] Излагая один из метафизических принципов своей концепции, Уайтхед пишет: «… подлинной сущностью реальности является процесс. Поэтому, каждая актуальная вещь может быть понята только в терминах ее становления и исчезновения».  [16]  По свидетельству А.Ф. Лосева уже античная диалектика «рассматривала каждую категорию как принцип бесконечного становления, и в этом смысле мы даже у Плотина находим учение о текуче-сущностных категориях и об их взаимно-диффузном характере», [17] но, пишет Лосев в другой книге:  «… можно ли допустить, что предмет только меняется? Нет, никакой предмет не может только меняться. Если он подлинно меняется и существует, он должен еще сохранять некоторый неизменный образ. Так старик не похож на того младенца, которым он был при появлении на свет, но это – один и тот же человек, хотя и все время менявшийся. Таким образом, всякое изменение предмета предполагает и его идеальную неизменность». [18]  Эта реминисценция аристотелевской мысли  «… ибо существует нечто движущее, что остается неподвижным», [19]  указывает на то, что Процесс необходимо должен быть понят не только в терминах становления и исчезновения, как реальность и сущее, но  и как абсолютное понятие и сущность любой категории. Процесс есть становление, исчезновение и тотальность изменения Одного во Всем, как абсолютное Одно.

Такое утверждение вступает в противоречие с выводом, сделанным Платоном в «Пармениде»: «Если имеется только одно, то этому одному нельзя приписать никакого предиката, потому что всякий предикат уже потребовал бы наличия чего-нибудь иного кроме одного.» [20]  Эту трудность мы видим и в гегелевской диалектике, где первой дефиницией абсолютного высказывается бытие. [21]  Но бытие, как начало и чистая абстракция, по Гегелю, тождественно ничто. Это тождество и нераздельность двух пустых категорий, где бытие есть ничто, а ничто есть бытие, выступает у него в качестве надбытийной и надничтойной связки, которая «раз и навсегда лежит в основе как первая истина и составляет стихию всего последующего». [22]  И мышление, следующее в русле гегелевского понимания основания, как завершенного в своей абстрактной тотальности бытия, не в силах освободиться от дуализма этого основания, поскольку, как одно, оно не может иметь самодвижения ко всему «последующему», если оно одновременно не включает в себя имманентно и своей противоположности – ничто, при полной неразличимости в связке  «бытие – ничто» этих двух категорий. В то же время дуализм снимается, если мышление ставит в начало и основание категорию Процесс. Любая категория требует своей противоположности и, следовательно, не может полно и всеобъемлюще представлять Абсолют. Но Процесс  как абсолютное про-движение, отрицает себя в форме процесса, т.е. не имеет противоположности, так как в своей тотальной завершенности он есть голое, пустое продвижение, которое поглощает и вбирает в себя Всё, в том числе и гегелевское бытие и ничто, снимая в мышлении антиномичность познания, являясь тем вожделенным «началом» античной философии – «эйдосом эйдосов», «субстанцией субстанций». Речь не идет о движении, или о какой-либо из форм движения, но об Абсолютном про-движении, которое, отрицая себя, себя же тем самым и прибавляет. Здесь в рамках «Метафизической концепции Абсолютного про-движения» Процесс высказывается  как первая до-бытийная дефиниция Абсолюта и утверждается наряду с другими фундаментальными категориями, как единственная и истинно абсолютная и всеобъемлющая категория, которая представляет Абсолют, не прячась за другими категориями, не умаляется и не уничтожается в столкновении с ними, и для которой все есть лишь фрагмент, лишь часть целого и единичность всеобщего, и, даже, мышление и истинность суждений, для которой безразличны, как полное неразличение и неопределенность, что и есть бесконечное. Процесс есть та кантовская «предпосылка, не нуждающаяся в предпосылках», [23]  которая пронизывает и вбирает в себя и небытие, и бытие, и ничто, и становление, и наличное бытие, и движение, и не-движение, и качество, и количество, и меру, и сущность, и не-сущность, и т.д., и сам субъект-мышление, и является как самой первой, так и самой последней дефиницией Абсолюта, как самой бедной, так и самой богатой категорией и подлинным предикатом Абсолюта. Мышление выводит новую аксиому: «Отсутствие процесса есть тоже процесс». Данная аксиома приводит к пониманию того, как дается бытие и откуда оно про-исходит. Бытие не может быть дано небытием и оно не может происходить из Ничто. Бытие дается Процессом и про-исходит из Процесса. Процесс же исходит из Процесса как абсолютное начало движения и про-движение, как безусловное условие самодвижения «ко всему последующему» всех онтологических категорий, которые в Процессе обретают покой и основание, по Хайдеггеру – «имеют Место». «Иметь Место» – значит, присутствовать, находиться, быть вложенным во что-либо. И здесь раскрывается подлинный смысл бытия как присутствия «при» и вложенности «в» Процесс, дающего и дарящего данность бытия. Таким образом, в рамках «Метафизической концепции Абсолютного про-движения» сделана попытка ответить на главный вопрос метафизики при помощи отказа от статуса категории бытия как  фундаментального  внеположного основания, и признания Процесса первой дефиницией абсолютного, как более подходящего на роль такого основания. Процесс есть Одно, и он есть про-движение одного во Всём и всего в Одном, как про-движение саморазвивающегося Абсолюта.

Далее, аксиома: «Отсутствие Процесса есть тоже Процесс» показывает, каким образом разрешается парадокс существования. Вложенность бытия в Процесс, вместе с тем, есть отрицание абсолютного Ничто. Если мышление высказывает Ничто как абсолютное отрицание, оно тем самым отрицает возможность собственного существования. Традиция понимания Ничто как не-сущего, а сущего как абсолютного существования, идущего со времен античной философии и встречающаяся в новоевропейской философии, приводит к парадоксам существования и возникновения всего многообразия мира из пустоты, либо существования мира только в сознании. «Ничто – не предмет, ни вообще что-либо сущее.»  [24]  Вот новоевропейская дефиниция Ничто. Известный тезис гласит: «ex nihilo nihil fit», – «из ничего не возникает ничего». Но «ничего» не возникает из абсолютного несуществования, значит, Ничто должно  было быть абсолютно противопоставлено как иное любому существованию и существованию в целом и, значит, недоступно постижению не только мышлению, но и несоприкасаемо с любой сущностью. И если мышление определяет мир как нечто Целое и Одно, то где оно должно искать это Ничто? Оно будет искать Ничто за этим Целым, без всякой надежды его определения, тем самым, обрекая себя на вечное вопрошание в системе парадокса: «Что есть Ничто?» и на вечный выбор: «Либо само мыслящее есть Ничто, либо Ничто есть Нечто». Но некорректность вопроса и проблема выбора снимаются, если мышление ставит вопрос иначе: «Что есть Ничто из Процесса?», который укладывается в «Метафизическую концепцию Абсолютного про-движения», (поскольку, как мы выяснили, более фундаментального основания, чем Процесс нет). В первом приближении мышление постигает Ничто как отрицание сущности, что, в общем-то, вписывается в традицию понимания Ничто как не-сущего. Взывая из сущего к Ничто,  мышление  в хайдеггеровском «ужасе» взывает к «бездне», «сокрытому» и «потаенному». Эта бездна «ускользает», прячется и уклоняется от мышления как некое «отступание» Ничто перед сущим. И это отступание есть одновременно прирастание и прибавление сущего, и «при-открывание» сущего из бездны Ничто. Ничто, отрицая, прибавляет и, скрываясь, приоткрывает. Значит, отрицание сущности есть в то же время и при-открывание Сущего в целом. Через постижение Ничто мышление постигает природу Сущего, где Ничто отвечает вопрошающему умолчанием. Что есть дифференциальное уравнение для камня, лежащего у дороги? Или, даже, порхающая бабочка над ним?  Что есть красный цвет розы для слепого? Или, например, для ребенка, только что народившегося на свет, – понятия логики?  Здесь Ничто актуализируется как неопределенное нечто,  противопоставленное другой сущности и сокрытое в ином. И в другом случае, оно актуализируется как неопределенное нечто, противопоставленное мышлению и сокрытое в ином как  возможность при-открывания. А. Бергсон об этом писал: «Собственно говоря, ничто, о котором здесь идет речь, представляет собой не столько отсутствие какой-либо вещи, сколько отсутствие какой-либо полезности.» [25]  (По Бергсону «ничто много»). Мышление черпает мир сущего из мира Ничто. Но если в мышлении Ничто есть нечто из сущего, то может быть за мышлением Ничто «ни есть» и оно «чистое ничто»? Минуем процесс трансцендирования. В последнем своем пределе мышление устраняет свою сущность и различенность, падая в бездну неразличимой сплошности, для которой любая различенность и есть Ничто. Но и здесь Ничто абсолютно  противопоставленное, как иное любой различенности и тотальности, как абсолютное отстранение от другого, ни есть при этом чистое ничто. Даже абсолютно отстраняясь от другого, в качестве несуществования, пустоты и неразличенности, Ничто в-бытии-для-себя существует как тотально самоустраняющееся про-движение и наполненность. Можно сказать более радикально: в инобытии небытие бытийствует. В то же время, абсолютная отстраненность от другого есть следствие отстранения другим, как отверженность в нежелании и «в ужасе» бытием ничто. Это сторонение  бытием небытия есть странность ложного существования Ничто, как возможность возвращения в лоно отвергнувшего существования истинного, либо существование в другом, как возможность возникновения и про-явления.  Принципиально речь идет не об отрицании, как абсолютном противопоставлении (еще одна традиция понимания Ничто как отрицания), но об устранении и самоустранении Ничто, поскольку Ничто отрицая Всё и, далее, отрицая Процесс, тем самым (исходя из предыдущей аксиомы «Отсутствие Процесса есть тоже Процесс»), одновременно и ввергает себя в Процесс. Точнее, здесь «чистое ничто» и как категория и как возможность сущего, есть отсутствие Процесса, что, тем не менее, есть тоже Процесс. И  поэтому о Ничто нельзя сказать: «Ничто ни есть», – «Ничто  есть», и оно есть в другом, как сокрытая противопоставленная отстраненность от бытия, небытия, сущего, не-сущего, пространства, времени, самого мышления и т.д., при полном бессилии отстранения от Процесса. Можно сказать, что Ничто, как и истина бытийствует,  примеряя на себя чужие одежды.

Итак, Ничто можно определить не только как не-сущее, но и как сущее и предмет, что, тем не менее, не есть главное. Главное – в сущности Ничто есть и как сущее, и как категория — сокрытое противопоставленное иное. Мышление, основываясь на таком понимании, выводит новую аксиому: «Ничто есть всегда нечто из Процесса».

Теперь в рамках «Метафизической концепции Абсолютного про-движения» должен непротиворечиво разрешиться парадокс существования. Сущность – есть экзистенция, значит, изменчивость и конечное. Если речь идет о бесконечном существовании, то под этим должна подразумеваться трансмутационность субстанций, через Процесс перетекающих, переходящих друг в друга, т.е. не тотальное исчезновение в этом переходе сущностей, но лишь «умирание» в ином абсолютном. Если какая-либо субстанция существует, то ей необходимо присуще и несуществование, и поэтому, из этого следует, что существование сущего не выводимо из его собственного существования, и что сущее не может адекватно представлять Абсолют.  Единственной субстанцией, которой не присуще несуществование, является Процесс как Абсолютная бесконечность. Строго говоря, в понятиях Абсолюта ни что не может быть Бесконечным кроме Процесса и в масштабах Бесконечности, ни что не может быть Абсолютным кроме Процесса, и он протекает через все формы жизни, мыслимые и немыслимые, объемлет все, и растворяет в себе любые категории и сущности, которые необходимо рассматривать как составляющие Процесса, как фрагмент Бесконечности, как частное Целого.

В то же время Процесс не есть некое общее свойство всего, которое, по утверждению Уайтхеда воссоздает только себя и «не создает тех объектов, которые включает в себя в качестве собственных факторов.» [26] Вне онтологии Процесс есть сама вещь –Res эманирующая из себя другие вещи. Например, пространство-время, выделенные из Процесса Процессом же, есть тело, как результат протекания процессов на макро и микроскопическом уровне. Не мышление выделяет вещь из Процесса, но Процесс предъявляет вещь мышлению. Именно поэтому необходимо отказаться от антропного принципа – Мир существует помимо и независимо от мышления. Безусловно, мышление влияет на формирование Мира, но не является определяющим. Т.е. мышление, выделяя точку пространственно-временного континуума, выделяет тем самым событие, но не саму вещь. Вещь актуализируется в мышлении. Предъявляемая мышлению вещь есть явление и для него оно становится событием как озарение, и истинной, когда раскрывается в своей сущности. Это указывает на то, что все многообразие мира предъявляется мышлению из Процесса и только из Процесса.

Далее, из этого логически вытекает, что «жизнь» есть тоже эманация Процесса, как результат интенсивности процессов на микроуровне, обусловленных фундаментальной асимметрией. Она есть  эманация Сущего, в форме биологического существования, стремящегося выйти за пределы своего собственного существования. Процесс есть эманация другого, которая являет вещь Сущему и предъявляет сущность мышлению. И это означает, что в истинном гносеологическом понимании не бытие соответствует возможности, как это видится Уайтхеду (возможность не дана как бытие, она сама про-движение к бытию и небытию), но Процесс есть подлинная возможность бытия любой действительности как потенциальность акта действительности.

Также через этот метафизический императив раскрывается сущность физического времени. Альберт Эйнштейн писал: «Чтобы придать понятию времени физический смысл, нужны какие-то процессы, которые дали бы возможность установить связь между различными точками пространства. Какого рода процессы выбираются при таком определении времени несущественно.» [27] Специальная и Общая теории относительности постулировали относительность пространства и времени, и тем самым привели к пониманию конечности этой единой сущности. Эйнштейновское «пространство-время» меняет свои геометрические и временные свойства в сильном поле тяготения. Геометрия становится неевклидовой, время замедляется и даже «замирает» вблизи гравитационного радиуса черных дыр. Но, что означает  «время течет с замедлением»? Это означает, что меняются параметры длительности, которые, в свою очередь, зависят от смены интенсивности процессов. Постулировав относительность пространства-времени, Эйнштейн постулировал тем самым неинерциальность всех систем. Но пространство и время в этих системах в истинном значении зависят не от системы отсчета, а от интенсивности процессов присущих этим системам. Т.е. каждая неинерциальная система имеет свой масштаб пространства-времени. И это означает, что время протекает в отдельных системах с характерной для них интенсивностью, которая зависит от распределения гравитационных масс. Именно интенсивность процессов, точнее, их разность (асимметрия), структурирует материю на классы, виды и длительности.  «…Неравновесие создает структуры, […], рассеяние приводит к сложности.» [28] Это точное замечание Ильи Пригожина, тем не менее, не приводит его к подлинному раскрытию понятия времени. Для него вслед за Н.А. Козыревым остается желаемым наделение этого вторичного понятия физическими свойствами. Для нас же из всего вышесказанного с очевидностью вытекает, что подлинное физическое пространство-время – это Процесс, который создает, дает время (длительность) и ставит собой пространство (протяжённость). Направленность времени, следовательно, есть не что иное, как причинно-следственная направленность процесса,  обусловленная фундаментальной асимметрией.  И именно в таком понимании времени раскрывается подлинная суть стрелы времени, её направленности и необратимости. «Время есть не что иное как форма нашего внутреннего созерцания», [29] (Кант)  и оно есть метод, через который мы воспринимаем и фиксируем процессы. (В свете выше сказанного неправомерно говорить так же и о «поворотившемся  вспять» времени, поскольку даже обратимые процессы оставляют незатронутой такую свою характеристику как «направленная длительность»). «Времени нет без человека» [30] – это радикальное хайдеггеровское утверждение говорит о том, что Процесс предъявляет вещь мышлению, а мышление определяет её как время и пространство, но не наоборот. Кант пишет: «Итак, время есть лишь субъективное условие нашего […] наглядного представления […] и само по себе, вне субъекта есть ничто.» [31] Здесь наше понимание времени не отличается от кантовского за исключением категории Ничто. На самом деле время есть Процесс, схваченный мышлением в его непосредственности. Оно есть способность мышления  вычленять  и расчленять физические, психические и другие процессы, как способ удержания  своего-бытия-в-мире. Т.е. пространство и время — это лишь метафизические понятия, суть обозначения методов и способов (как геометрия, математика или физика), при помощи, которых вычленяются, фиксируются, постигаются процессы, происходящие в материи и в мышлении. Вне мышления нет ни времени, ни пространства, но есть только Всеобщий Процесс и взаимодействие процессов, а это говорит нам об ограниченности применения данных категорий. Очень емко об этом сказал М. Хайдеггер: «Природа не имеет истории.» [32] Как бы ни было печально, но приходится признать, что Вселенная не нуждается в Антропном принципе и сознание лишь равноправный, но не привилегированный участник великого действа, развертывающегося на подмостках Мироздания. Перефразируя этот тезис, в терминах философии процесса можно сказать, что Процесс не нуждается в Антропном принципе как неком наборе физических условий ведущих к появлению «наблюдателя». Скорее наоборот, «наблюдатель» нуждается в Процессе, который органично вбирает в себя все, включая и самого «наблюдателя». Причём, данный тезис распространяется не только на нашу Вселенную, но и на любую совокупность вселенных как Мегавселенную.

Далее, мышление, охватившее Процесс как целое, апеллирует к Вечности. Время в мышлении – скаляр, как темпорализация конечных процессов, но и вечность тоже темпорализация бесконечного Процесса в форме Одного.  Поэтому время и Вечность это идеальные численные абстракции выдернутые из реального Процесса. И число как наиболее  идеальная абстракция, вопреки расхожему мнению, не есть абсолютная точность, но всегда квазиточность и приближение, сколь угодно большое, но, тем не менее, приближение. Своей идеализацией числу наиболее соответствует истина. Собственно поэтому любые науки, в особенности точные, всегда апеллирует к истине и претендует на истинность выводимых ею законов. Знание в Логосе атомарно, а видение дискретно. Поэтому, в отличии от научного постижения, реальному видению всегда будет более соответствовать эйдетический, сущностный в своей чистоте способ постижения реальности, как совокупности всех возможных описаний и исчислений свойств предмета, всегда страдающих приближением. Здесь, мы не умаляем научный способ познания, но отмечаем, что этот способ имеет свой предел, за которым возможно только метафизическое постижение реальности.  Вот что пишет один из адептов точной науки, физик Стивен Хокинг: «…если не считать очень простых случаев, мы не умеем находить точные решения уравнений, описывающих теорию». И далее: «…если мы и найдем полную систему основных законов, перед нами на много лет вперед будет стоять вызовом нашему интеллекту задача разработки новых приближенных методов, с помощью которых мы могли бы успешно предсказывать возможные результаты в реальных сложных ситуациях.» [33] Реальность требует принципа неопределенности. Это говорит о том, что невозможно иметь абсолютно точные, адекватные реальности  замеры каких-либо процессов, (даже частота излучения атомов при переходе с одного уровня энергии на другой, регулирующая ход самого точного инструмента, квантовых часов, составляет погрешность 10^-11-10^-13).  И поэтому нельзя говорить об адекватности числа или времени реальным процессам. Число и время неадекватны реальности, как истина неадекватна предмету. Число и любая абстрактная категория соответствует степени обобщенности системы. Система же, предъявленная мышлению как целое, есть сингулярность и всегда страдает приближением. Феномены сингулярностей возникают именно тогда, когда какая-либо сущность или понятие предъявляются мышлению в-бытии-для-себя и, сингулярности снимаются, если мышление рассматривает эти сущности или понятия в-бытии-для-другого. И рассматривать их необходимо не в объективных или истинных (объективируя мир, мышление отклоняет его от реальности), но в реальных связях с подлинно субстанциальным. Процесс есть отклонение от числа и всегда отрицание сингулярностей. В том числе и космологической сингулярности. Это указывает на то, что пока не созданная полевая теория будет более соответствовать реальности, чем атомарная, где элементарные частицы должны трактоваться как энергетические субстанции в духе В.Гейзенберга. Исходя из вышесказанного Вечность не есть бесконечное время, как простое сложение прошедшего, настоящего и будущего времен, но есть завершенное время, оформленное как Одно, т.е. не логическое становление числа, а его алогическая данность.

В данной концепции первой до бытийной дефиницией абсолютного высказывается Процесс. Процесс дает бытие и поэтому «Бытие не есть.  Бытие дано…», [34] оно происходит из Процесса. Небытие также включено в лоно процесса и тоже как данность. (Традиция понимания небытия только как не-данности в данной концепции выступает только в качестве антиномии бытию). Процесс дает бытие, отрицая небытие, через становление качества, количества и меры, становясь наличным бытием и являясь через сущность как вещь. Таким образом, в Сущем Процессу соответствует «Всё», возможности — про-движение, небытию – несуществование, бытию — реальность, становлению — процесс,  наличному бытию — действительность, истине – явление сущности, нечто — вещь и сущности Всего — Процесс. Здесь возможность  — это Процесс, как про-движение, про-двигание к несуществованию и реальности одновременно акта становления действительности, который через субстанцию актуализируется в нечто.

Итак, Процесс одновременно есть: в онтологии — категория, как абсолютное начало про-движения других категорий; в сущем – подлинная сущность их бытия, сама самоподающая и животворящая наличность и всесозидающая демиургийность. Здесь Процесс понят как саморазвивающийся Абсолют, Абсолютная бесконечность и гносеологическая парадигма, в отличие от Процесса Уайтхеда, который не достигает в себе подлинных начал в абсолютном и относительном. (По Уайтхеду «субстанциальное бытие должно быть выведено из становления». [35] Но поскольку мир чистых идей есть тоже эманация Процесса, то и становление и любая другая категория должны быть выведены из Процесса). Главное – Абсолютная бесконечность не есть материя или идея, – она есть Процесс. И мышление, экстраполируя такое понимание на современную картину мира, необходимо должно коррелировать эту картину с идей Абсолютного про-движения.

Несингулярная Вселенная 

В рамках «Метафизической концепции Абсолютного про-движения» непротиворечиво разрешается проблема космологической сингулярности. Сингулярность устраняется при помощи идеи о неуничтожимости Процесса и, следовательно, его интенсивности (пространства-времени), и, следовательно — физических условий (возможно не экзотических). Для отдельной системы условия причинности нарушаются при величинах, меньших планковских, когда прекращаются какие-либо взаимодействия любых процессов. Но этот факт свидетельствует не о рождении мира из ничего, а о выделении новой системы из ряда других, где отсутствие процессов одной системы как несуществование (мир возможностей) накладывается на флуктуации метрики другой системы как тотального существования (мир действительного), что объективно соответствует событию (сингулярности) рождения новой системы, но что для Абсолютной бесконечности есть квазисингулярность и не нарушение причинности. Вспомним: феномены сингулярностей  возникают, когда какая-либо сущность или понятие предъявляются мышлению «в-бытии-для-себя».  Это значит, что начало расширения Вселенной должно было произойти на фоне тотального существования, а не абсолютного не существования, как это вытекает из космологических теорий, использующих классические понятия пространства-времени и не рассматривающих проблему начала в метафизическом смысле. Смысл же заключается в том, что подлинное начало нужно искать не в пространственно-временных координатах с соответствующими физическими условиями (сингулярность), но в фундаментальных физических условиях, являющихся общей тканью всего возникающего, что  методологически соответствует переходу на новый уровень системности, где космологическая сингулярность, в духе современных квантовых теорий, «размазывается» по метрике, и где классическими понятиями пространства и времени описывается лишь частное. Сингулярность – это грубый механизм дифференциации процессов и расчленения материи. Другими словами, описывая рекуррентно физические условия рождения системы (т.е. сингулярность), не правомерно говорить о том, что в пред-начальной стадии (т.е. мир возможного, где нет физических взаимодействий), нарушается причинно-следственная связь этой системы с другими системами, (т.е. с Всеобщим). Подлинное начало ускользает  и уклоняется от мышления, пытающегося его зафиксировать, и «размазывается» в бесконечной толще материи Бесконечного Процесса. Никакая система не может являться пределом системности, т.е. абсолютно завершенной, если она не есть Абсолютная бесконечность (т.е. Процесс). В то же время Абсолютная бесконечность в виде Процесса ставит ограничения на простирание любой системы в бесконечность, и это значит, что главным условием существования системы будет являться  пере-ход от одной системы к другой (т.е. открытость); от одного уровня системности на другой (т.е. иерархия). Этот тезис намекает нам на ячеистость структур всех, как материальных, так и нематериальных систем, включенных в мироздание, ограниченных в своем существовании и простирании, и достигающих бесконечности только в совокупности, и только через Процесс. Об этом Уайтхед высказывается так: «С помощью процесса Вселенная избегает ограничения со стороны конечности.» [36] Всякая система имеет сингулярность, т.е. подвержена  рождению, длительности и коллапсу. Но в истинном  значении система не аннигилирует абсолютно, а распадается на новый класс систем, т.е. на систему теперь необходимо посмотреть под другим углом зрения, либо сменить точку отсчёта. Это аксиоматическое утверждение распространяется на любые классы систем, вплоть до космологических образований, и ставит запрет на фридмановскую сингулярность для такой системы как Вселенная.  Энергия любой системы не аннигилирует, но перетекает (распределяется) в другие системы. Энергия неуничтожима, а перетекание одна из главных характеристик процессов происходящих во Вселенной.

Далее, в рамках метафизической концепции Абсолютного про-движения решается проблема кривизны пространства (и значит бесконечности или конечности Вселенной) однозначно в сторону положительной кривизны. С одной стороны это утверждение вытекает из предыдущего тезиса об ограничении на простирание любой системы, (ещё раз, «не может быть бесконечным то, что было конечным»),  а с другой – из нового тезиса, что любая выделенность из физического процесса не может соответствовать нулевому потенциалу энергии.  В рамках данной концепции любая протяженность или выделенность из Процесса есть существование и, следовательно, рождение и уничтожение. Существование же элементарной частицы или виртуальных частиц в виде поля любого порядка, должно сопровождаться флуктуацией метрики и, значит, ненулевой энергией. То есть, если мышление выделяет какую-либо сущность, как существование и длительность, то необходимо должна подразумеваться  и масса покоя, сколь угодно малая, но отличная от абсолютного нуля*. «Любая форма энергии является источником гравитации, то есть, как мы можем сказать, источником кривизны,…» [37]

На эту роль может претендовать как нейтрино, так и недавно обнаруженная «тёмная материя».

Таким образом, плотность вещества во Вселенной должна превышать критическую плотность, что соответствует положительной кривизне пространства-времени, замкнутости и ограниченности нашей Вселенной**.

___________________________

* В 2002г. стало ясно, что нейтрино имеет массу покоя. Это следует из эксперимента проведенного Раймондом Дависом мл. (США) и Машитоши Кошиба (Япония). При помощи нейтринного детектора уловителя нейтрино в течение года было зарегистрировано 100-200 нейтрино. За эту работу они были удостоены Нобелевской премии по физике.

** В 1998г. на ежегодном Конгрессе Американского Астрономического общества было декларировано, что Вселенная из-за недостаточной плотности вещества находящейся в ней будет расширяться вечно, но в связи с обнаружением  массы покоя  нейтрино эта декларация выглядит преждевременной.

_______________________________________

Тем не менее, это не приводит данную систему при коллапсе в начальное состояние, т. е. в состояние, в котором она находилась ранее (космологическая сингулярность), как вытекает из Теории «Большого взрыва»,  но для неё существует единственная  возможность реализации — аннигилировать в другие системы, при некоторой вариабельности самой сингулярности. Причем такая возможность аннигиляции может указывать на прекращение пространственно-временных отношений в данной системе, но не в качестве коллапса и большого хлопка, а в качестве слияния  с другой пространственно-временной системой, где слияние методологически рассматривается как смена масштаба системности. Этот тезис можно проиллюстрировать на примере «таяния» черной дыры, или слияния двух сверхмассивных  черных дыр. В первом случае, когда черная дыра прекращает своё существование, её изолированное пространство-время как бы «растекается» в более широком пространственно-временном поле. И во втором случае, две изолированные пространственно-временные системы при столкновении друг с другом прекращают своё раздельное существование, (что в действительности соответствует энтропийному обмену двух систем) и далее, сливаясь в целое, существуют в качестве нового образования, что в реальности есть не нарушение причинности и абсолютное существование. И, даже, если мы будем рассматривать, как частный случай, нашу Вселенную единственно существующей, замкнутой и изолированной системой с положительной кривизной пространства-времени, мы должны согласиться и с тем (исходя из тезиса о неуничтожимости Процесса), что такая система на каком-либо этапе своего развития должна иметь возможность энтропийного обмена с неким фундаментальным основанием,  являющимся общей тканью всего возникающего.

Решение двух вышеизложенных вопросов космологии в подобном ключе должно привести к смене масштаба однородности и пониманию структуры Вселенной как Мегавселенной с крупномасштабной ячеистой структурой, подобной структуре, описанной в блестящем сценарии «Раздувающейся Вселенной», в создании, которого внесли большой вклад А. Гус, А.Д. Линде, А.А. Старобинский, С. Хоукинг и др. Не вдаваясь в подробности, [38] отметим, что этот сценарий замечательно описывает развитие Вселенной с t = 0 и t = t1, вплоть до фридмановской стадии развития и снимает многие важные проблемы космологии такие как: проблема горизонта, эвклидовость пространства-времени, изотропия, высокая удельная энтропия и др., не решая, тем не менее, наиболее сложный вопрос космологии – вопрос сингулярности. Его не решает и такая передовая теория как Теория струн. В рамках сценария «Раздувающейся Вселенной» высказывается гипотеза рождения нашей Вселенной в результате квантовых флуктуаций из так называемой пространственно-плазменной пены, или в результате «отпочкования» от какой-либо другой Вселенной. В данном сценарии такая структура образуется под воздействием скалярного поля j на ранней стадии развития Вселенной. И если следовать этому сценарию рекурентно, то мы вновь с неизбежностью сталкиваемся с феноменом сингулярности. Но сингулярность устраняется, если пред-сингулярным состоянием является пред-установленная данность, в которой:

1) никакая система не может являться пределом системности,

2) где Процесс ставит ограничения на простирание любой системы в бесконечность.

В свете этих тезисов крупномасштабная структура Мегавселенной должна пониматься как стационарная, вечная и  постоянно флуктуирующая метаболическая транссистема с относительно жесткой решеткой «стенок» доменов (отдельных вселенных), существующих в условиях колоссальной плотности и энергии этих «стенок». Эти  домены и их стенки должны существовать  друг относительно друга как адиабатические системы с сохранением собственной удельной энтропии. В процессе эволюции под воздействием адиабатических возмущений стенки отдельных доменов меняют плотность и разрушаются, а из точек наибольшей плотности в некоторые области доменов должен происходить выброс высвобожденной энергии, что в классическом понимании соответствует космологической сингулярности, т. е.  рождению новой системы. Далее, как уже говорилось, развитие вновь рожденной системы хорошо описывается сценарием «Раздувающейся», или по А. Гусу «Инфляционной Вселенной» и далее, моделью «Горячей Вселенной». Полагается, что в ранний период под воздействием  резкого расширения  новой Вселенной, вещество вытесняется  на периферию, что должно приводить к образованию новых уплотнений (условно стенок), по своим свойствам напоминающих «сверхмассивные черные дыры». Именно эти стенки могут претендовать на наличие  загадочной «тёмной энергии» обеспечивающий механизм продолжающегося расширения нашей Вселенной. В рамках «Метафизической концепции Абсолютного про-движения» начальные возмущения, приведшие к расширению, должны были быть адиабатическими («следовательно –  как указывал в свое время Я.Б.Зельдович – мы должны найти следы первичных плотных дисков в современных структурах» [39]), период же резкого раздувания соответствует энтропийному обмену между двумя системами, после чего темпы расширения резко снижаются (это подтверждают наблюдательные данные расположения квазаров), что указывает на неполный энтропийный обмен и постепенное преобразование систем, вновь, в системы  с превалирующими адиабатическими процессами. Именно поочередная смена энтропийных процессов на адиабатические снимает трудность в подобных структурных моделях, о которой говорил Я.Б.Зельдович, как о бесконечной вероятности катастрофы в любой мировой точке. [40]  Невозможность полного энтропийного обмена между двумя системами ставит запрет на бесконечность такой вероятности и говорит в пользу существования Мегавселенной.

Дело в том, что если мы принимаем метафизическую предпосылку о том, что Абсолютная бесконечность, в сущности, есть Процесс, то нам нет никакой необходимости для обоснования начала физического мира искать все более широкие и экзотические физические условия, всё более углубляясь в материю и расчленяя ёё, но достаточно сам процесс мышления привести в соответствие с идеей Абсолютного про-движения о невыделенности и неавтономности любых систем, любого масштаба и субстанциальности, в том числе и таких, как мышление и Вселенная. Надо сказать, что точку зрения на Вселенную, как на предустановленную,  стационарную и вечную, одно время высказывал Альберт Эйнштейн. В дальнейшем, под воздействием своих релятивистских взглядов, он признал эту гипотезу самой большой ошибкой в своей жизни. На какое-то время релятивизм текуче-сущностных процессов, превалирующий в видимой Вселенной, заслонил на многие годы, не только Эйнштейну но и другим учёным, образ крупномасштабной структуры Вселенной. Но сейчас, в начале XXI века, всё больше ученых вспоминают о той «Эйнштейновской ошибке», приходя к пониманию, что в будущая Теория Всего объединит в себе черты как «инфляционной», так и «стационарной», космологических моделей. На самом деле эти модели не противоречат, а дополняют друг друга  и коррелируя в  переходе на другой уровень системности. И это означает, что нужно  сменить масштаб и посмотреть на нашу Вселенную, как на одну из множества подобных Вселенных, встроенных в общую ткань Мега-Вселенной.

Здесь мы не делаем попытки создания каких-либо космологических моделей, или сценариев – это является прерогативой квантовой физики и космологии. Или подмены решения сложных физических и космологических задач метафизическим решением. Но принципиально считаем  возможным формулирование метафизических принципов, которые могут экстраполироваться на космологию в качестве векторов в поисках решения практических задач с привлечением теоретической физики и космологии с их мощным математическим аппаратом. По словам А.Н. Уайтхеда: «Прояснение фразы «Все вещи изменяются» и есть главная задача метафизики.» [41] Нужно только добавить, что прояснение это лежит на путях за-бывания, того что «все вещи изменяются», как главной характеристики бытия. Чтобы узреть «сущность бытия Сущего», мышление с необходимостью должно забыть само бытие, и самоё себя, и в этом за-бывании,  (в пере-ходе от-бытия-за-бытие) выйти за-бытие, чтобы увидеть ещё не оформленное, не проявленное и не названное бытие.

Многих может напугать этот образ холодной абстрактной всеобщности, но это ложный образ ограниченного мышления, не способного двинуться дальше самого «бедного» понятия. В пределе речь идёт о знании-познании мира в его существе, т. е. в абсолютной его наполненности. На этом зиждется убеждение в том, что любая наука, игнорирующая метафизические основания познания Мира (и это подтверждает история науки), как правило, приходит к частному характеру законов. Абсолютизируя любое конечное, мышление впадает в заблуждение, идеологию и зло, но,  мысля Абсолютное,  оно освобождается от антиномичности суждений и попадает в лоно Абсолютной Истины, не испытывая далее никаких затруднений в определении сущности любых категорий. Метафизическая концепция или,  по Уайтхеду,  «схема как таковая есть матрица, из которой могут выводиться истинные предложения (propositions), применимые к конкретным обстоятельствам». [42] Такая матрица даёт возможность видеть сущность предмета, не исчерпывая его все возможные описания и исчисления. Она позволяет сформулировать базисные понятия достаточные и необходимые для преодоления непонимания и примирения между различными системами мышления. Такой сущностный подход, с необходимостью в ближайшем будущем должен возобладать, дав ростки нового «ренессансного» мышления, на базе которого могут быть построены новая философия и наука, способные видеть и постигать другие горизонты в освоении Вселенной!

Несмотря на весь скепсис, укорененный в научном сознании по отношению к метафизике, думается, что наиболее общие вопросы могут органично решиться в рамках метафизической концепции, а не физической или какой-либо другой. По словам Мартина Хайдеггера, «метафизика есть основное событие в человеческом бытии. Она есть само человеческое бытие. Из-за того, что истина метафизики обитает в этом бездонном основании, своим ближайшим соседом она имеет постоянно подстерегающий ее риск глубочайшего заблуждения. Поэтому до серьезности метафизики науке со всей ее строгостью еще очень далеко. Философию никогда нельзя мерить на масштаб идеи науки.» [43]

            Причина  Всего

«Кончен счет, например, метрам, и мы ищем

новую единицу измерения глупости.»

                                                       Н.В. Широкий

      Нас можно было бы обвинить в том, что мы, поддавшись соблазну, строим свои суждения на старой философской привычке «быть», но мы не видим никакой принципиальной возможности, построить суждения из точки «не быть» и смоделировать жизнь Универсума в бесконечность небытия. Что бы ни лежало в основании этого мира — сущее или ничто, бытие или небытие, оно само-для-себя-бытие и, следовательно, самодостаточно и для себя первопричина, существующая в инобытии как следствие. Мир вечно-первопричинен как Процесс и причина Всего — Процесс.

Процесс есть: Causa activa, Causa corporalis, Causa cognoscendi, Causa essendi et fiendi, Causa exemplaris, Causa finalis, Causa formalis, Causa materialis, Causa movens, Causa sui, Causa vera (действующая причина, физическая причина, основание познания, основание существования и возникновения, причина парадигматическая, конечная причина, формальная причина, материальная причина, движущая причина, причина себя, истинная причина).

Литература:

1.     М. Хайдеггер. Разговор на проселочной дороге. М., «Высшая школа», 1991,

с. 145

2.     В.С. Библер. Кант – Галилей – Кант. М., «Мысль», 1991, с. 143
3.     Г.В.Ф. Гегель. Наука Логики. Энциклопедия Философских наук, Т. 1, М.,

«Мысль», 1975, с. 125

4.     Г.В.Ф. Гегель. Наука Логики. Энциклопедия Философских наук, Т. 1, М.,

«Мысль», 1975, с. 217

5.     М. Хайдеггер. Время и бытие. Статьи и выступления. М., «Республика»,

1993, с. 394

6.     Г.В.Ф. Гегель. Наука Логики. Энциклопедия Философских наук, Т. 1, М.,

«Мысль», 1975, с. 234

7.     М. Хайдеггер. Разговор на проселочной дороге. М., «Высшая школа»,

1991, с. 49

8.     П. Абеляр. Диалектика. Вопросы философии. №3, 1992, с. 164
9.     Г.В.Ф. Гегель. Наука Логики, Санкт-Петербург, «Наука», 1997, с. 34
10. Г.В.Ф. Гегель. Наука Логики, Санкт-Петербург, «Наука», 1997, с. 34
11. В.С. Библер. Кант – Галилей – Кант. М., «Мысль», 1991, с. 109
12. Аристотель. Сочинение в четырех томах, «Мысль», 1981, с. 105
13. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 550

14. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 130

15. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 645

16. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 680

17. А.Ф. Лосев. История античной эстетики. Последние века. Кн. Первая,

М., «Искусство», 1988, с. 41

18. А.Ф. Лосев. Из ранних произведений. М., Изд-ва «Правда», 1990, с. 205.
19. Аристотель. Физика. Кн. первая, гл. 1/25. Соч. в 4-х томах. Т. 3.

Академия наук СССР, Институт философии. М., «Мысль», 1981, с. 105

20. А.Ф. Лосев. История античной эстетики. Последние века. Кн. Первая,

М., «Искусство», 1988, с. 9

21. Г.В.Ф. Гегель. Наука Логики. Энциклопедия Философских наук, Т. 1,

М., «Мысль», 1975, с. 217

22. Ф. Гегель. Наука Логики, Санкт-Петербург, «Наука», 1997, с. 71
23. В.С. Библер. Кант – Галилей – Кант. М., «Мысль», 1991, с. 192
24. М. Хайдеггер. Время и бытие. Статьи и выступления. М., «Республика»,

1993, с. 22

25. А. Бергсон. Творческая эволюция. Материя и память. Минск.,  «Харвест»,

1999, с. 329

26. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 579

27. А. Эйнштейн. Сущность теории относительности. М., «Иностранная

литература», 1955, с. 29

28. И. Пригожин. Будущее не задано. Сборник. Человек перед лицом

неопределенности. М., Ижевск., Инст. комп. иссл., 2003, с. 17

29. И. Кант. Критика чистого разума. М., «Мысль», 1994, с. 59
30. М. Хайдеггер. Разговор на проселочной дороге. М., «Высшая школа»,

1991, с. 93

31. И. Кант. Критика чистого разума. СПб., «Тайм-аут», 1993, с. 59
32. М. Хайдеггер. Разговор на проселочной дороге. М., «Высшая школа»,

1991, с. 19

33. С. Хокинг. Краткая история времени. Санкт-Петербург., «Амфора», 2000,

с.232

34. М. Хайдеггер. Разговор на проселочной дороге. М., «Высшая школа»,

1991, с. 84

35. Tanaka Y. Einstein and Whitehead. The Principle of Relativity Reconsidered// Historia

Scentiarum. March, 1987. № 32. p.117.

36. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 381

37. А. Эйнштейн. Сущность теории относительности. М., «Иностранная

литература», 1955, с. 44

38. Я.Б. Зельдович. Избранные труды. М., «Наука», 1985, с. 179-191;

И.Д. Новиков. Эволюция Вселенной. М., «Наука», 1990;

С. Хокинг. Краткая История времени. Санкт-Петербург., «Амфора», 2000;

Б. Грин. Элегантная Вселенная. М., «УРСС», 2004

39. Я.Б. Зельдович. Избранные труды. М., «Наука», 1985, с. 313
40. Я.Б. Зельдович. Избранные труды. М., «Наука», 1985, с. 190
41. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с. 280

41. А.Н. Уайтхед. Избранные работы по философии. М., «Прогресс», 1990,

с.18

42. М. Хайдеггер. Время и бытие. Статьи и выступления. М., «Республика»,

1993, с. 26

 

©  С.И. Карпухин   1991 — 2003 г.г.

 

Трактат «До-бытие. Бытие до…» опубликован на  Международной конференции «Этика и наука будущего», Москва, 2011 г.