На основе книги Маргалит Фокс «Тайна лабиринта»
Существует особый склад людей, которые посвящают свою жизнь разгадке тайн древних цивилизаций. В том или ином смысле свое послание потомкам оставили все народности, даже не имеющие письменности как таковой. Ученые до сих пор находят остатки древних строений, предметы повседневного обихода людей древности, либо сокровища, тщательно отобранные, чтобы облегчить знатному усопшему переход в мир иной. Такие «росчерки пера» древних народов, как Стоунхендж в Великобритании или геоглифы Наски в Перу, тоже представляют собой письмо в будущее, но их каменный алфавит с трудом поддается однозначной расшифровке.
Немного проще обстоит дело, когда ученые обнаруживают образцы письменности. Пусть расшифровка загадочных знаков может занять долгие годы, человечество научилось подбирать ключ к большинству из логично организованных систем. Исключения подтверждают правило и сохраняют интригу для поколений, которые придут вслед за нами.
Я хочу рассказать о вкладе трех увлеченных людей в раскрытие тайны линейного письма Б: письменности бронзового века, образцы которой были найдены на заре двадцатого века на Крите. Символы, датируемые вторым тысячелетием до н.э.: человеческие фигурки, мечи, колесницы, лошадиные головы и др., не имели ничего общего со всеми известными на тот момент человечеству системами письменности.
Автором открытия был Артур Эванс, один из самых известных археологов Англии, приехавший на Крит в поисках следов минойской цивилизации и обнаруживший комплекс строений, известный нам как Кносский дворец. Теперь бюст Эванса встречает всех посетителей территории дворца.
Эвансу сопутствовала невероятная удача: уже спустя неделю после начала раскопок, в марте 1900 года, он и его ассистенты обнаружили фрагменты фресок, сосудов и стены огромных зданий, а еще чуть позже был обнаружен целый клад глиняных табличек, покрытых теми самыми загадочными надписями.
Маргалит Фокс пишет: «Таблички оказались древнейшими в Европе памятниками письменности. Датируются они приблизительно 1450 годами до н.э., за семь веков до появления греческого алфавита. На них писали палочкой-стилем, пока глина была сырой… Таблички были клиновидной формы, 5-17 см в длину и 1,5-7,6 см в ширину. Сужающиеся к концам, они, очевидно, умещались в руке».
Вопреки истории библиотек, книги которых писались на бумаге или папирусе, и для которых пожар был самым страшным бедствием, табличках Кносского дворца помог сохраниться именно пожар. Огонь закалил непрочный материал и сохранил его на века, к тому же таблички приобрели красивый цвет: угольно-черный, красновато-коричневый или ярко-оранжевый.
Открытие вызвало ликование Эванса: после раскопок Шлимана Эванс был крайне удивлен, что тот не нашел никаких следов минойской письменности, кроме разрозненных надписей на черепках утвари. Эванс полагал, что такая развитая, в достаточной степени бюрократическая цивилизация, обходиться без письменности никак не могла, и находка полностью подтверждало его правоту.
Проанализировав весь объем найденных образцов Эванс выделил три типа письменности:
— самое древнее иероглифическое письмо, образцы которого встречались на печатях и геммах 2000-1650 до н.э.;
— два типа так называемого линейного письма, развившегося на основе иероглифического. К 1902 г. Эванс выделил линейное письмо А (1750-1450 до н.э.) и позже сформировавшееся на его основе линейное письмо Б.
Термин «линейное» был выбран не потому, что знаки были выстроены в ряды, а потому что они были схематичными, составленными из отдельных линий. Письмо типов А и Б содержало некоторое количество одинаковых знаков, остальные были уникальными для каждой из этих систем. В отличие от текстов, записанных линейным письмом А, которые наносились на нелинованные таблички, надписи на линейном письме Б выглядят более аккуратно, так как они наносились на заранее разлинованные таблички.
Всего было найдено более двух тысяч табличек с образцами линейного письма Б, поэтому в первую очередь ученые возлагали надежду на дешифровку именно этого типа письменности. В случае с иероглифическим письмом и линейным письмом А образцов было недостаточно, чтобы говорить о восстановлении всей системы.
Действительно, именно линейное письмо Б в итоге было расшифровано. Но в начале ХХ века никто не мог даже предположить, что на это уйдет целых пятьдесят лет.
Сначала с задачей дешифровки отважно сражался сам Эванс. Ему удалось сделать несколько важных открытий, а именно:
— Установить, что направление письма было слева направо;
— Определить границы слов;
— Предположив, что таблички содержат записи дворцовых писцов-«делопроизводителей», то есть по сути являются документами дворцового учета, Эванс довольно быстро определил принцип используемой системы исчисления.
— Таблички содержали много понятных логограмм: пиктографических знаков, обозначающих целые слова. Эванс верно определил значение ряда символов, обозначающих мужчину и женщину, названия некоторых животных, виды оружия и сосудов.
— Также Эванс выделил около 80 непиктографических знаков, что указывало на слоговую систему письменности и предположил, что линейное письмо Б было смешанным: частично слоговым, а частично логографическим.
К сожалению, взяв на себя задачу взломать код табличек в одиночку, Эванс преградил путь к исследованиям другим ученым, которые были заинтересованы в решении этой задачи. Более 40 лет он не предоставлял никому доступа к большинству табличек, почти не публиковал ни их прорисовки, ни фотографии. При жизни Эванса научному сообществу были представлены менее 200 фотографий табличек из найденных 2000, что вызывало справедливое возмущение остальных дешифровщиков во всем мире. Хотя в 1909 году Артур Эванс опубликовал 300-страничный труд о критской письменности Scripta Minoa, линейному письму А и Б вместе он посвятил не более 20 страниц, а на остальных страницах анализировал самое древнее, иероглифическое письмо.
К сожалению, во многом Артур Эванс положился на интуицию. Подспорьем могла бы быть находка билингвы – идентичного текста на другом известном человечеству языке, как это было в случае с Розеттским камнем. Но при отсутствии подобных подсказок необходим был строго научный подход, и именно этого Эвансу не хватило.
Однако мировые ученые не готовы были ждать открытия десятилетиями, и некоторые из них начали самостоятельно вести работу по дешифровке линейного письма Б, как только о нем появились первые сведения. Среди тех, чьи попытки не увенчались успехом, был, например, чешский лингвист Бедржих Грозный, которому в 1915-1917 г.г. удалось дешифровать хеттское письмо. Грозный настаивал, что и линейное письмо Б является формой хеттского, но дальнейшие исследования опровергли эту теорию.
Однако самым значительным на этапе, предшествующем решению загадки, оказался вклад американского ученого Алисы Кобер, доцента-классика Бруклинского колледжа, специалиста по античной филологии. Кобер посвятила изучению табличек около 25 лет, более 10 из которых вела подготовительную работу, изучая языки, связанные с разными типами письменности и многие другие дисциплины. В частности, в ходе своей подготовки к дешифровке Алиса Кобер овладела рядом древних языков и письменностей, изучила археологию, лингвистику, статистику, физику, химию, астрономию и математику.
Все это говорит, конечно, не только о целеустремленности натуры Кобер, но и о ее невероятной одаренности. Показателен эпизод из ее педагогической практики, когда, чтобы преподавать слепой студентке древние тексты, Кобер сама освоила язык Брайля и переложила на этот язык целый ряд учебников и библиотечных материалов.
Именно Кобер привнесла в задачу расшифровки линейного письма Б рационализм, которого так не хватало Эвансу. Маргалит Фокс называет Алису Кобер «Холмсом среди Ватсонов», и это более чем справедливо. Кобер начала свое исследование с анализа частоты встречаемости известных на тот момент символов линейного письма Б. Для каждого знака она собирала статистику, «того же рода, которая собирается при декодировании секретных сообщений» и составляла соответствующие таблицы. За первые несколько лет исследований она заполнила 40 записных книжек. Затем началась вторая мировая война, и бумага стала дефицитным товаром. Алиса Кобер перешла на бумажные карточки, которые нарезала из старых открыток, объявлений, обложек учительских журналов и т.д. На каждой карточке она указывала все то, что ей удалось узнать о том или ином знаке: его частоту в разных позициях, сочетаемость, повторяемость и т.д. Всего ей пришлось заполнить порядка 180 000 карточек, которые хранились в пустых блоках из-под сигарет. Чтобы сравнить, к примеру, 78 знаков с другими 78 знаками, ей требовалось около 1500 часов. Для ускорения вычислений она пользовалась логарифмической линейкой. Других инструментов в ее распоряжении не было.
Этот титанический труд продолжался годами, параллельно с обширной нагрузкой преподавателя. Кобер полностью пожертвовала личной жизнью, чтобы решить загадку, которая волновала ее с ранней юности. К счастью, в 1946 году ей удалось получить стипендию Фонда им. Гуггенхайма в две с половиной тысячи долларов и на целый год оставить Бруклинский колледж, сосредоточившись на задачах исследования.
Подход Кобер отличало то, что она категорически отказывалась преждевременно присваивать символам фонетические значения и сосредотачивалась на языковой системе как таковой, не тратя время на предположения о звучании языка.
В результате проведенного статистического анализа Кобер пришла к категорическому выводу, что линейное письмо Б было слоговым. Кроме того, ее значительным открытием является то, что это письмо было флективным, то есть это был синтетический язык, в котором грамматические структуры задавались изменением окончаний. Именно эта находка позже помогла проникнуть в суть линейного письма Б. Она же помогла Кобер установить, что линейное письмо А было совершенно самостоятельным языком, так как в нем флексии отсутствовали. В то время это была позиция меньшинства ученых, но Кобер крепко ее держалась. Также именно Алиса Кобер выявила соединительные знаки, на которых держалась система записи склоняемых слов.
1946 год был исключительно счастливым для Кобер не только из-за получения стипендии. В этом году бывший ассистент Эванса, Джон Майрз, решился предоставить ей доступ к кносским записям. До этого ей было доступно лишь 200 опубликованных записей, и она изучала их пять лет. Теперь же предстояло увидеть все 2000. Кобер отправилась в холодную послевоенную Англию, в Оксфорд. За пять недель она собиралась скопировать вручную надписи со всех табличек. Замерзающими руками, на плохой, все еще дефицитной бумаге, она скопировала большинство из них. Но Джон Майрз поставил условие не публиковать никаких выводов, пока не выйдет его книга Scripta Minoa II. Кобер предложила ему помощь с публикацией, не представляя, на что себя обрекает.
Работа над книгой бесконечно затягивалась, и по сути Майрз превратил Кобер в своего секретаря. Фонд Гуггенхайма не продлил ее стипендию на следующий год, и она была вынуждена вернуться к преподаванию. К сожалению, у нее оставалось все меньше времени на научную работу, а ее здоровье стремительно ухудшалось.
Еще одна неудача постигла Кобер, когда она написала письмо Карлу Уильяму Блегену. В 1939 году Блеген нашел около 600 табличек с образцами линейного письма Б на Пилосе, то есть материковой Греции. Многие ученые пытались получить к этим табличкам доступ, но их, и Кобер в том числе, ждал отказ.
Не осталось точных сведений, какая болезнь была тому причиной, но на пороге великого лингвистического открытия, в 1950 году, Алиса Кобер умерла. Ей было 43 года.
Финальные шаги по дешифровке линейного письма Б с одной стороны, наилучшим образом задокументированы, с другой, окутаны легендами. История гласит, что когда таблички Эванса были выставлены в Королевской Академии Художеств в Лондоне, 85-летний Эванс столкнулся на этой выставке с любопытным экскурсантом. 14-летний подросток, чудом оказавшийся в группе юношей постарше, высунулся из толпы и задал мэтру вопрос: «Вы говорите, сэр, что таблички не прочитаны?»
Подростка звали Майкл Вентрис, и с того дня он заболел линейным письмом Б.
Вентрис изучал все опубликованные материалы о древней письменности по ночам с фонариком, а в 18 лет написал собственную статью о линейном письме Б, которую охотно опубликовал научный журнал, чья редколлегия понятия не имела о возрасте автора. Примерно в то же время он написал Эвансу большое письмо с перечислением своих наработок по дешифровке.
О судьбе Майкла Вентриса рассказывает документальный фильм BBC ‘A very English genius’, да и в целом о нем известно гораздо больше, чем о Кобер, которая до недавнего времени оставалась за кулисами истории.
Упомянем лишь несколько фактов, важных для понимания характера молодого исследователя.
Вентрис происходил из семьи отставного военного, отягощенного множеством болезней, Эдварда Вентриса и тонкой, чувствительной, увлеченной искусством Доротеи Вентрис. Прогрессивные родители проходили курс психотерапии у Карла Густава Юнга, однако последствия этого для ребенка вряд ли стали позитивными. Так, родители считали, что детям вредят любые прикосновения. Майкл рос замкнутым, отстраненным мальчиком с огромными способностями к языкам. Позже его родители расстались, а еще через несколько лет, когда Майклу было 17, его мать покончила с собой.
Можно предположить, что та одержимость, с которой Вентрис умел сосредотачиваться на научной задаче, могла иметь корни в потребности отвлечься от личных переживаний.
Даже будучи командированным на фронт, Вентрис продолжал свои исследования линейного письма Б.
В 1948 году Майкл Вентрис окончил архитектурный колледж и был приглашен Джоном Майрзом в Оксфорд, где мог вместе с Алисой Кобер работать над дешифровкой табличек. Однако по какой-то причине Майкл счел себя недостаточно квалифицированным, недостойным доверия настоящих ученых, и… сбежал. Однако он превосходно копировал надписи с табличек для Майрза, находясь у себя дома. Известно, что в какой-то момент Майрз воскликнул: «Так вот кто сможет расшифровать линейное письмо Б!», ссылаясь на Вентриса.
Так и произошло. Дешифровать самую загадочную систему письменности предстояло не археологу, не знатоку древних языков, а архитектору.
Вслед за Кобер Вентрис использовал координатные сетки для выявления характеристик символов. Но в то время как Кобер удалось опубликовать данные анализа лишь десяти знаков, Вентрис проанализировал 29 знаков и присвоил им звуковые значения. В то время он был убежден, что письменность относится к этрусскому языку, и звуковые значения были присвоены по этому принципу. В распоряжение Вентриса также попали недоступные Кобер итоги анализа пилосских табличек. Опираясь на постулаты Кобер о том, что язык был флективным, а письменность слоговой, он смог подробнее проанализировать выявленное ею правило о разделении согласного и гласного звуков в составе знака. Используя «тройки Кобер»: выявленные ею слова, сгруппированные по три, и различающиеся только окончанием, Вентрис смог пойти дальше. Он увидел, что некоторые из троек содержатся только в кносских табличках и не содержатся в пилосских, и предположил, что эти слова являются топонимами – названиями местности, а именно Кносса. Именно это открытие помогло наконец «взломать систему». В то время как Эванс использовал преимущественно интуицию, а Кобер логику, Вентрис смог объединить оба подхода и добиться результата. Используя, уже интуитивно, ключ древнего кипрского письма, относящегося к железному веку, Вентрис попробовал подставить кипрские звуковые значения под знаки табличек – и таблички заговорили. Знаки оказались древнегреческими.
Это открытие опровергало как гипотезу Эванса о том, что минойцы были отдельным народом и обладали собственной письменностью, так и теорию Вентриса об этрусках. С 1952 года человечеству известно, что Кносс являлся частью микенского, то есть греческого, мира.
Майкл Вентрис сделал свое открытие на пороге тридцатилетия. В 1955 году он получил за него орден Британской Империи из рук королевы. В 1956 году молодой архитектор погиб при невыясненных обстоятельствах в автокатастрофе.
Дешифровку линейного письма Б по значимости можно сравнить с открытием ДНК Криком и Уотсоном.
Таблички оказались экономическими документами, регламентирующими жизнь Кносса. Только благодаря им мы знаем, чем жили люди бронзового века: какими продуктами питались, какие религиозные церемонии совершали, как вели войны, как ухаживали за собой и какие пиры устраивали в мирное время.
К сожалению, неизвестно, в связи с чем случился пожар, какая именно катастрофа постигла этот народ между 1450 и 1400 г.г. до н.э., почему сошла на нет первая волна греческой цивилизации. До появления, сотни лет спустя, алфавита о письменности снова забыли.
Но благодаря стихии огня, а также внутреннему огню ученых, бросивших всю жизнь на решение загадки столетия, греки эпохи Гомера стали нам ближе и понятнее.
Источники:
- Маргалит Фокс, «Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность», Москва, АСТ, 2016
- A very English genius, документальный фильм BBC о Майкле Вентрисе, 2002
- Онлайн-лекция филолога и переводчика Виктора Сонькина о линейном письме Б, 2020
9 Муз 