Ника Черкашина. Леди и голуби

Галина Николаевна Самохина проснулась, как всегда в половине шестого, но долго еще лежала, глядя в потолок с обвисшими и вылинявшими обоями. Дочка с внучкой давно уже обещают помочь переклеить обои, да все некогда им… Ничего не хотелось – ни есть, ни пить, ни влачить с утра до ночи эту никчемную и никому не нужную жизнь пенсионерки. Из головы не выходил не только вчерашний разговор с соседом из соседнего подъезда, но и приснившийся сон. Будто она смотрит со своего седьмого этажа вниз, а по всей стене дома ползут вверх, и уже подползают к ее балкону, тьмы гусениц, тараканов и каких-то жуков… Подумала: видно, и сегодня к каким-то неприятностям. Опять душа не выдержит и отчертую эту неряху Семеновну или эту разведенку Дашку. Их очередь убирать  площадку и лестницу до 6 этажа, а ни та, ни другая – ни гу-гу, пока она не устроит им разнос! И что за люди?! Мусор высыпают в мусоропровод, а как упало что мимо, так и лежит… Пришли с улицы, наследили и не подумают за собой следы свои вытереть… Еще и огрызаются, дурищи безрукие… Надо вставать, проверить… Но вставать не хотелось. Вспомнила соседа …

Вчера она наблюдала со своего балкона, как благообразный и еще всячески  привлекательный вдовец чистит от снега забытую строителями огромную железобетонную плиту. По ней он  рассыпает свое ежедневное угощение птицам…«Вот и повод наконец-то познакомиться!» — подумала она и, собрав в приличный пакет куски черного хлеба, засохшего и  зацветшего даже в холодильнике, отправилась знакомиться.

Старик рассыпал по плите мелко порезанные очистки картофеля, моркови и яблок, смешанные с раскрошенным белым хлебом. Голуби прямо кипели у его ног. Галина Николаевна поздоровалась и тоже высыпала на край плиты свое угощение. Птицы бросились к ее дару, и, выхватывая друг у друга черствые куски хлеба,  отскакивали от плиты прямо в снег.

— Леди, — сказал старик, — птицам нельзя давать черный хлеб.

— Почему это нельзя? – вызверилась на него Галина Николаевна, никак  не отреагировав на необычное к себе обращение.

– Им это ваше  интеллигентное угощение — мертвому припарка. Они — обжоры, видите, как набросились?

— Черный хлеб вызывает брожение и вздутие, а у  них нежные желудки. Они потом болеют и  погибают.

— Да по мне, пусть они хоть все  повыздыхают! Гадят тут с утра до ночи. Какая от них польза?

— Если  так рассуждать, дорогая леди, — сказал тот миролюбиво, — то и Бог, глядя на нас сверху, тоже мог бы сказать: да зачем нужны эти люди, если от них никакой пользы… Только едят и своими отходами  всю Землю уже загадили.

— Сравнили! Где у Бога — мы, а где эти ничейные голуби!

— А чем же мы с вами от них отличаемся? Им, как и нам, Бог дал жизнь, а Матушка – Природа держит  их и нас…

— Как это чем?- растерялась Галина Николаевна, — мы же люди! Трудимся всю жизнь, детей, внуков растим. А эти дармоеды – им бы только жрать!

— И птицы всю свою жизнь неустанно с ранней весны до поздней осени трудятся – гусениц и всяких вредных насекомых уничтожают.  И детей, как и мы, тоже выводят на свет божий. Сейчас вот снег, мороз – где им взять корм? Если  мы – люди,  наша очередь позаботиться о них. А через них — о себе самих. Опять будет весна, и опять повылезают  со всех щелей всякие насекомые. Представляете, если  не будет птиц, какие полчища гусениц и тараканов, ища пропитание, полезут по всем стенам  к нам в квартиры?

…Галина Николаевна опять во всех подробностях вспомнила свой сон и приказала себе: «Хватит  валяться, восемь уже натикало, пора вставать и за дело приниматься!» Первым делом она выглянула с балкона. Никаких тараканов и в помине не было. Наоборот, по  выцветшей, а когда-то почти красной терракотовой стенке плясами солнечные зайчики, отражаясь от застекленных соседских балконов. Дедок без головного убора, сияя серебристой сединой, кормил голубей.  «Вроде  приличный со всех сторон человек- видно же по дубленке и по выглаженным брюкам, — а ерундой занимается!» — подумала она. Хотела, было, включить чайник, так как пила по утрам, заваривая пакетик, чай с медом… Но вспомнила, что  вчера так и не купила свежий хлеб, а оставшиеся в хлебнице горбушки не хотелось есть. Собрав их в глубокую миску и залив водой из крана, стала спешно собираться…

-Доброе утро, леди! – сказал ей дедок, когда она подобно ему стала рассыпать голубям размягченные свои сухари. – Благодарю вас за поддержку и за достойный пример для подражания.

— Какого подражания? – не поняла Галина Николаевна.

— Да я присмотрелся и вижу, сколько черствого хлеба и разных очисток люди выбрасывают в мусор!… а Вы — молодец! Вот размочили сухие горбушки и поделились с божьей  птицей. Это все равно, что Богу подарок сделали.

…С тех пор Галина Самохина каждое утро, выходила, как пошутила дворничиха Варвара, «на панель». Выносила измельченные и  проваренные очистки картофеля, свеклы и капусты. Не столько к птицам выходила, сколько к деду. Ей по сердцу пришлось это его приветствие «Доброе утро, леди!». Что означает это слово «леди» она не знала доподлинно, но ей нравился душевный голос деда и его доброжелательный тон.  Но особенно нравились ей его рассказы о птицах, разном зверье и о жизни вообще… Получалось у него, что все в мире связано и живет во имя друг друга. Ей тоже захотелось жить с какой-то пользой хотя бы для этих бедных голубей, раз они  от ранней весны до глубокой осени живут для нее.

Может, и к другим женщинам двора сосед обращался с этим  приветствием, но с легкой руки независтливой дворничихи Варвары именно  к Галине Самохиной приклеилась эта кличка «леди». То ли в противовес ее грубоватому и неуживчивому характеру, то ли  из-за удивления неожиданному и непонятному изменению в ее поведении.

На днях произошло вообще доселе невиданное. Ни она от себя этого не ожидала, ни тем более соседки… Было уже десять утра, а Дарья опять игнорировала свою  очередь. Так и не удумала, придя из магазина, вытереть свои следы. Галина Николаевна взяла ведро с водой, тряпку, швабру и молча вымыла пол в лифте пол, на площадке перед мусоропроводом и лифтом, а потом и лестницу до шестого этажа…

Встав пораньше, она уже успела напечь пирогов и сварить борщ. Самым тайным  ее желанием было пригласить вдовца-соседа на обед. И, понятно, не хотела, чтобы этот, пока не очень понятный, но очень приятный ей человек, видел всю эту грязь.  Выскочившая из своей квартиры  Дарья сначала остолбенела, а потом бросилась к ней на шею со слезами и причитаниями:

— Галиночка Николаевна! Солнышко вы наше!.. Да я за вас и два, и три раза потом отдежурю…  Всю  ночь Сашенька горел, скорая помощь была, наследили сильно, конечно. И я в аптеку бегала… Только утром мы и заснули с ним. Проспала, простите меня! Участковый врач должен вот-вот прийти…Спасибо вам, спасибо!

— Да ладно, чего там, все бывает!- почему-то прослезилась и Галина Николаевна, — главное, чтоб пацан твой очухался быстрей. Для матери, сама знаю, дитя дороже жизни…

…Всю ночь на тридцать первое декабря шел снег. Утром, сметая с балкона еще пушистый и легкий снежный пух, и, поругивая себя, что забыла на ночь закрыть балкон, Самохина обозрела двор с высоты своего седьмого этажа. По белоснежному ковру в разных направлениям уже темнели ранние следы. Небо было низким, всё в толстых землистых тучах. Снег, скорее всего, еще будет идти. «Пока все тут не вытоптали, надо почистить ковер и дорожки!» — решила она и, быстро скатав их, в рулоны, съехала вниз.

…Плита, где дед каждое утро кормил голубей, казалась огромной и  пышной лебединой периной. Она  еще не была очищена. «Заспался сосед, что ли?» — сначала подумалось ей. Но вдруг что-то кольнуло в сердце: «А вдруг с ним что-то случилось?». Распластав неподалеку от плиты ковер и  длинную домотканую дорожку, она постучалась к Варваре в ее коморку.

— Одолжи  на пять минут лопату — снег надо сгрести с плиты, пока он не утрамбовался. Дед что-то не вышел.

— Да, я тоже заметила! – сказала Варвара, подавая ей деревянную лопату.- Я, как только посыплю дорожки песком, приду к тебе на помощь.

— Да сколько той плиты – и одна справлюсь! Ты лучше к деду сходи, узнай, жив ли?

— А ты чего ж?

— Да я даже не знаю, как  его по батюшке.

— Будто не говорила с ним каждое утро?

— Он не спрашивал, как меня звать, и я постеснялась спросить. Вдруг подумал бы, что набиваюсь в «невесты»…

— Так бабы всего нашего двора это и думают. Удивляются, чего это он тебя из всех так величает, чем ты его приворожила…

— Да он сразу понял, наверно, что  не буду набиваться — он для меня, как бог или ангел какой. Слушаю его, разинув рот. Кто нам про бога и про то, как вся жизнь наша устроена, рассказывал?.. Пойду… А ты… того… узнай, жив ли… Ладно?

Пробегавшая мимо Дарья, остановилась.

— Тетя Галочка, родненькая, давайте я почищу!

— Да что тут чистить, беги уж! Пацан твой как?

— Спасибо богу и вашему меду — поправляется… Тогда я  на обратном пути ваши дорожки и ковер помогу почистить и занести вам… Бегу вот скупиться… А дед ваш, что, не вышел?

— Да что-то заспался… снег же… может, всю ночь не спал…кости у нас ломит при такой погоде…

Подошла Варвара и, рассыпая по очищенной уже плите измельченные очистки, сказала:

— Все, Галина, нет больше деда. Это последний от него голубям подарок. С вечера на утро готовил. Ночью скорая помощь забрала и до больницы даже не довезла – отдал богу душу. Сын там. Просил тебя зайти – может, согласишься для поминок борщ сварить. Я возьмусь картошку с мясом сделать…

— А пирожки — кто?.. — спросила одеревеневшими губами Галина Николаевна.

Древко лопаты, на которое она изо всей силы оперлась, треснуло и сломалось…

— Значит,- сказала Варвара, поддерживая Галину Николаевну, чтобы та не упала,- голубей на нас с тобой дед оставил…