Тихо застыв среди брызг серебра на утёсе холодном,
Мать урожая мечтает о ласковом, благостном прошлом.
Лето в глазах Персефоны жило, а достаток — в ладонях,
Ветка оливы — на поясе; кудри сияли короной.
Слишком открыта, юна, беззаботна, всему доверяла…
В мире богов быть им равной, богиней, — космически мало.
Что до желания женщин им?
Гнев бесполезен. Опасен.
Всё, что осталось, — скорбеть… И природа становится красной.
Высохли листья и лозы, иссяк плодоносный источник;
Лица красавиц поблекли, осунулись: голодно очень.
Что ж, повзрослеют, научатся жить и использовать разум…
Нет же — в Аид. К Персефоне. Всей Грецией стонущей разом.
Боги могучи, да силы их корни — в людских подношеньях,
Только вот смертным теперь хоть себя прокормить. Что там жертвы!..
Ветер несет пересохшую почву к ущелью Аида,
Там дозревает гранат. Ледяной, как Деметры обида.
9 Муз 