— Меня? Николас меня зовут, можно Ник, для краткости. Дома зовут Коля, тоже для краткости, а так полное имя Николай. Это то же самое, что Николас, только по-русски. Знаете выражение: американец в первом поколении. Это я. Родители из России приехали, я уже тут родился.
Учусь. Здесь, в колледже, вон через улицу. И подрабатываю, конечно, развожу пиццу и пироги. Нет, не по всему Нью-Йорку, в основном тут рядом, но иногда и далеко бывает.
По-разному, когда как. Заказчики разные бывают. Лучше всего, когда компания толстяков заказывает каждому по пирогу, плюс огромную пиццу, а то и две-три, на всех. Как «почему толстяков»? Они добрее, и на чай щедрее дают. А тощий да жадный, глядишь, закажет себе и барышне самую маленькую пиццу, да ещё делает вид, будто нет мелких денег, на чай. Ну, понятно, в ответ существуют некоторые уловки, типа: «Если нет мелких, я дам сдачу; не откажусь от крупной; не жалейте и вас пожалеют и т. п.».
У моего коллеги латиноамериканца есть такая заготовка:
— Ой, не шутите, у меня папа сумасшедший, ждёт в машине. Он когда голодный, на людей бросается. Можете проводить меня до машины? Я его боюсь.
Самое смешное, что это почти правда. У него действительно в машине отец, и реально голодный и сумасшедший. Но не буйный, конечно, тихий. Он боится один дома оставаться; мания преследования, знаете?
А бывало два раза, привожу заказ, а у них денег нет.
— А чего ж заказывали?
Человек тихо говорит:
— Так получилось. Простите…
Знаете, что я делаю? Я отдаю ему пиццу даром, но под честное слово, что закажет у нас ещё не меньше двух раз, с оплатой…
Он у меня спрашивает имя и когда я работаю. А я говорю, что звать меня Ник, что график у меня нерегулярный, но неважно, кто доставит, пусть даже не я, только чаевых не пожалейте. Проверять я, ясное дело, не собираюсь; знаю, что в Америке доверие и честное слово значат больше, чем в России.
И между прочим, я оказался прав. Правее, чем я думал. Мне теперь наш менеджер со смехом докладывает, что, мол, «твой» звонил, заказал большую и среднюю, и как всегда, просил передать начальству, что постоянным клиентом его сделал Ник.
Ну вот как-то так и живём.
Нет, больше его не видел. Честно сказать, один раз дали мне его заказ, но я обменялся с другим парнем, сам не поехал. Не знаю, неловко как-то.
Вы тоже кого-то ждёте? Тоже опаздывают? Я-то? Ну, это долго рассказывать. А впрочем, всё равно сидим, могу и рассказать. Это как раз сходный случай.
Правильно в Израиле говорят: хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах.
День был, помню, довольно противный, пасмурный, я не выспался, настроение паршивое. Говорю менеджеру, мол, беру последний заказ, уроков куча две курсовые сдавать пора, а я даже не начал. Уж не говорю, что со вчера не жрал ничего, только нюхаю вашу грёбаную пиццу.
Приезжаю, звоню в дверь. Отрывает девчушка с огромными светлокарими глазами. Родители такие глаза называют каштановыми. Смотрит, как в душу заглядывает:
— Ой, как вы быстро. Бабуля, пицца прибыла!
И мне поясняет, хотя я вроде бы её и не спрашиваю ни о чём, стою как дурак, глазею (может даже, и рот разинул, не знаю):
— Едем с прабабушкой к подружке, которой сегодня девяносто лет исполняется. Сколько мы вам должны?
Подходит бабуля, личико, как печёное яблочко:
— Ты расплатишься? Я дома денег не держу, боюсь жуликов. По телевизору предупреждали, мол, ходят по квартирам, пожилых обманывают.
Каштановые глаза вот-вот заплачут от испуга:
— А у меня нету, вот только на метро… Ой, что ж теперь делать…
Я всё гляжу на неё, и вдруг говорю:
— Ничего, царь Соломон писал: «Всё пройдёт. И это пройдёт». Берите так. Подарок от нашей фирмы к юбилею вашей подружке.
А она:
— Ой, спасибо вам большое, вы нас спасли, а деньги за пиццу я вам верну, мне скоро родители пришлют… Запишите ваш телефон, а нам с бабулей пора ехать…
Короче, поехали мы на моём пицце-катафалке к прабабушкиной подруге имениннице — как оказалось, Рози её зовут. А кроме пиццы, наша бабуля везёт в соломенной корзиночке два яблока и кусок пирога.
Приезжаем. А подружка Рози вся светится уже каким-то неземным светом и спрашивает у бабули:
— Понимаешь, из-за хлопот забыла, сколько мне сегодня исполняется — не то девяносто, не то девяносто три.
А лицо у неё напомаженное, такое же как у бабули, как яблочко печёное, только подрумянено какой-то помадой. Косится на меня и спрашивает, думая, что я не слышу:
— А этот в дверях — не бандит? Я его видела в вестерне, из двух пистолетов стрелял?
Бабуля вступилась за меня:
— Нет, он не бандит. Он, как сказать, ну, пиццермен.
Ну, мне пора и уходить, спрашиваю у девчушки:
— А звать-то тебя как?
Она тоненько отвечает:
— Сара я…
Ну, протянул я коробку с пиццей, мол, подарок от фирмы, Рози в диком восторге. Ну, думаю, сейчас будут кушать с небольшим чавканьем, насколько зубов хватит, и вспоминать былые годы и женихов, которые уже все перемёрли. А сам на Сару смотрю, смотрю, и всё больше она мне нравится.
Записал ей свой телефон, я ж не навязываюсь, сама просила. Спрашиваю на прощанье:
— Ты на кого учишься?
— На учительницу.
— Учить умных детей, которые с малолетства разные гадости знают? Не скучно?
— А я хочу, чтобы они про гадости забывали, и чтоб как тот мальчик в книге Сэлинджера, спасали других детей, которые бегут к обрыву…
Я понимающе киваю, будто знаю, о чём речь.
Простились, я прямиком в библиотеку, взять книгу Сэлинджера, про которую она сказала. А названия-то не знаю! К счастью, долго объяснять не пришлось, библиотекарша сразу поняла и принесла.
Мне две курсовых писать, а я читаю «её» книгу, над ней и заснул. Назавтра снова за чтение. И почему-то для меня эта книга важнее, чем все наши учебники. К середине книги вспомнаю, что в школе её, кажется, проходили, но я почему-то не читал. Потом стал подозревать, что книга не та: никаких там детей, никакого обрыва. Чуть не бросил. Оказалось, что есть обрыв, и дети есть, в самом-самом конце.
Короче говоря, стали мы с Сарой встречаться.
Первый раз я ждал я её у метро, и бежит она ко мне, юбчонка развевается, тихонько поцеловала в щеку (сама, честное слово, не вру):
— Ник, себе не верю, скучала по тебе. А ты кем хочешь стать?
— Хотел бы стать умным политиком. Взятки не брать, и защищать детей и просто людей от разных уродов.
— А откуда ты такой?
— Предки мои из России и Украины, ну а я — уже сам не пойму… Вроде стал американцем, а душа болит как у русских… Вот тебя и твою бабулю увидел, и душа заболела…
— Так сейчас Америка с Россией ссорятся… там коммунистов уже мало, но все другие ведут себя, как коммунисты.
— Всё ты знаешь… Не все… Да, большинство из них бедные, да, и водку пьют, но Россию свою любят, любят… А обманщики и подлецы есть в каждой стране. Вот если стану политиком, то постараюсь помирить их… Чего им делить… Народы хорошие и патриоты хорошие. Вместе фашизм победили. Только в России об этом патриотизме на каждом углу кричат, а тут патриоты скрытные… Но если надо, встанут стеной за Америку. Трампа, ты думаешь, кто выбрал? В основном бедные люди, несмотря, что бедные… А знаешь почему? Потому что он, хотя и миллиардер, о людях думает и Америке помогает. Бог благословляет людей через других людей. Знаешь ведь эту поговорку: God bless America. Это значит не только «Благослови. Боже, Америку», а ещё и «Бог уже благословил Америку», через таких, как мы с тобой. А твои корни откуда?
— И папа, и мама из Италии, но папина семья давно, а мамина недавно. И когда поёт Карузо или Андре Бочелли, или Паваротти, я плачу. И сама не знаю почему.
И тогда я сказал, не зная, выполню это или нет, но сказал:
— Когда-нибудь мы с тобой поедем в Италию.
— В Неаполь?
— Почему в Неаполь?
— Там лучшая в мире пицца. И песни. И там познакомились мои родители.
— В Неаполь. Сядем на открытой площади. И будем пить молодое вино фраскати, а потом нам принесут тонкую, как манекенщица, пиццу, и капучино, кофе с особенной густой пенкой, и мы будем держаться за руки и будем такими счастливыми, каких нет среди людей.
И эта девочка в юбочке сжимает мою руку, смотрит своими каштанами, слезинка, тоненькая, как она сама, скатывается из этих глаз, и она тоненько говорит:
— Давай будем счастливыми, назло этому миру…
Ну всё, кончились мои рассказы, вон она бежит, на полчаса опоздала, юбчонка развивается. Всего вам доброго, я побежал навстречу.
«Давай будем счастливыми, назло этому миру…»
Так давайте будем счастливыми!