Гудение паровых труб жутким эхом расходилось вдоль подземного перехода. Клёкот шестерёнок добавлял мрачные нотки беспокойства в этот мотив. Мотив обглоданного скелета былого мира.
Кости, обитые металлом, хрустели под крылатыми сандалиями. Тело покрывалось испариной от печного жара. Красная туника взмокла и липла к телу, точно вторая кожа. Неуютная и чужая.
Он склонился к блеснувшему за наваленными трупами фиалу. Тот был загнан под раскаленный добела механизм. Жар выдавал себя, преломляя окружение прозрачной дымкой.
Он пролез между решетчатыми сводами, преклоняя голову под сварочными швами. Раздувая щёки, тянул руку сквозь опасно клацающие зубцы.
— Давай же, зараза! — сквозь сжатую челюсть зашипел он, едва задевая кончиком ногтя скромный фиал, — ещё чуть-чуть, ну же родная, иди к папочке Гермесу, не стесняйся!
А она стеснялась. Точно скромная Нимфа, прятала свои прелести от распутных лапищ бога. Стекло выскальзывало из-под влажных пальцев, никак не поддаваясь.
Вот почему всё нужное находится неизвестно где? Постоянно! Так было всегда, сколько бог себя помнил.
Послышался утробный гул, схожий с визгом сломанного механизма. Визга, от которого волосы вставали дыбом, а сердце начинало ломиться сквозь грудную клетку. Да уж, беда не приходит одна, как правило. Она идёт под руку со своей сестрой близняшкой — Кошмаром.
Гермес напружинился и вытянулся, проталкивая руку дальше, чувствуя, как опаляет кожу раскалённая труба. Стиснув зубы, он терпел жгучую боль.
Визг приближался, стуча по металлической обшивке стен и сотрясая пол. Бестия приближалась. Гермес почувствовал это, когда маленький шуруп подкатился к его ногам. Почувствовал, как раскалённое железо обтянулось заледеневшей коркой.
— Достал! — возликовал бог, выбираясь из-под свода. Он делал это поспешно, пару раз ударившись головой. Плевать! Несколько шишек уж точно стоят жизни.
Фиал приятно грел руку, переливаясь розовым нектаром. Амброзией — реликвией прошлого.
«Здесь должно хватить на пять зарядов», — подумал про себя Гермес и бросился бежать, кинув флакон в подсумок.
Бог-гонец отличался прытью и скоростью, а ещё славным умением заболтать любого. Вот только второй навык в борьбе с Бестиями ему не пригодится. Эти безмозглые порождения предателя Деймоса, созданные чтобы подстерегать беспечных Олимпийцев. Набрасываться на них. Терзать, выдирая из смертного тела божественную сущность. Мифические души полубогов, Деймоны, коим не нашлось места в Тартаре, царстве Аида, блуждают на границе миров. Не живые и не мертвые. Вечно страдающие, вечно голодные, вечно кровожадные.
И абсолютно невидимые.
Он чувствовал мертвенное дыхание за спиной. Так же чувствовал когтистые лапы, рвущие подол его туники. Он был быстр, но они не отставали.
Гермес выбежал в холл гигантского завода, пересечённого узким навесным мостиком из ребристых листов железа. Он поднял глаза вверх и ахнул. Бесчисленная паутина стальных труб переплеталась меж собой, точно свора змей. Датчики давления надрывались, клапаны стучали под надрывным скрипом поршней. Завод жил, пульсировал, и по его железным венам струилась горячая кровь пара.
Ничего не оставалось, как испытать на прочность этот хлипенький мостик. О, Зевс, за что ему это наказание? Одно резкое движение и мост закачался, просел, осыпая в тёмную бездну сотни ржавых гаек и болтов.
— Не смей падать! — стальной трос лопнул, и железные пластины накренились в V-образный пролом и Гермес с протяжным воплем покатился вниз, — Нет, нет, нет!
Мышцы напряглись, разгоняемые пламенем божественной мощи и он резко оттолкнулся в прыжке. Крылья на сандалиях с надрывом удержали его в воздухе, позволив на пару мгновений воспарить. Засучив в полете руками и ногами, Гермес еле дотянулся до оборванного троса, крепко вцепившись в него.
— Фуф, — это было действительно «фуф», — ещё бы чуть-чуть и пришлось умертвить себя по-быстрому. А я ещё не хочу подыхать! — Прокричал Гермес неизвестно кому.
Боги бессмертны это правда, но после Апокалипсиса, жизнь их превратилась в настоящий ужас, истязаемый бесконечным кошмаром. Весь цикл подобен уроборосу.
Умирая — ты возрождаешься, и продолжаешь путешествия, идя по собственным трупам. Тело рвут, а дух возвращается на Олимп в новую оболочку, и вечное путешествие стартует вновь. Гермес уже полгода пытается добраться до Тартара, передать план Зевса его брату Аиду, но всё тщетно. Каждый раз он глупо погибает в этом убийственно опасном мире. Каждый чертов раз!
Раскачиваясь на тросе, он перемахнул через пропасть, приземляясь точно на обрубленный краешек.
— В пекло всё, — тяжело выдохнув, он отёр пот со лба, и шагнул навстречу тьме.
Плутая в лабиринте критского завода, Гермес продолжал ловить себя на мысли, что за ним по-прежнему следят. Принюхиваются, наблюдают и ждут удобного момента. Момента, когда одним махом можно вспороть глотку.
Он приближался к грузовому лифту. Старой ржавой платформе, подвешенной на таких же «надёжных» тросах, как и обвалившийся мост позади. Другого выбора у него, собственно и не было. В полумраке он нащупал рычаг и с ощутимым усилием сдвинул его с местам. На панели замерцали красные огоньки, с высокого потолка посыпались снопы пыли и щебенка.
Вдох.
Грудь бога вздымалась от размеренного дыхания. Он сохранял спокойствие. Во всяком случае, делал вид, и убеждал себя в этом. Его выдавали побелевшие костяшки сжимающие жезл с кадуцеем.
Платформа была в каких-то тридцати метрах от него. Еще чуть-чуть и он выберется из этого безумного лабиринта. Прервёт эту цепочку смертей и продолжит предназначенный путь.
Выдох.
Жар дыхания угас. Изо рта вырвалась молочная дымка. Гермес испуганно обернулся, стены, трубы, переключатели, даже пол под ногами опутала паутина инея, окружающего его полукругом.
Взмах скипетром и зыбкий золотистый барьер преградил путь нечисти. Едва ли его хватит больше, чем на пару ударов сердца. Бешено пульсирующего в этот момент. Но этого с лихвой достанет, чтобы уничтожить этих тварей.
Гермес прибрал кадуцей за пояс и выхватил из сумки небольшую фотокамеру. Последний подарок Дедала человечеству. Гравировка «Медуза» поддалась нажатию, и сбоку выдвинулся маленький отсек. Идеально подходящий для фиала Амброзии. Гермес в последнюю секунду дрожащими, но неизменно быстрыми и ловкими пальцами, загнал нектар в камеру.
Мрачная невидимая тень нависла над ним, смердя гнилостным дыханием. Он даже не посмотрел в ту сторону, только зажмурил глаза и нажал на кнопку.
Объектив сфокусировался за мгновение. Щелчок и яркая ослепительная вспышка фотоаппарата озарила незримые образы, обращая их в нефритовый камень. Двое Деймонов застыли на месте, чудовищными изваяниями сумасшедшего скульптора. Впрочем, на этой земле сейчас не было места здравому рассудку.
— Фуф, — этот «фуф» был куда более заслуженный, нежели предыдущий, — надо валить отсюда! — Крылатые сандалии ступили на качающуюся платформу, что с натужным лязгом тащила его вверх. — Чертов Крит.
Чем выше он поднимался, тем меньше морока было вокруг. Меньше пыли и тяжелого пара. Лунный свет пробивался сквозь сумрак, серебренной нитью опутывая абрисы снежинок, падающих на крылатый шлем Гермеса.
Сладкий морозный воздух, словно искусный драматург комедии, приподнимал уголки рта бога. Он радовался, что вырвался из этого железного плена.
Лифт остановился. С севера подул промозглый ветер, щекоткой пробираясь под тунику, вызывал неприятные мурашки по всему телу.
Холодно и как-то тоскливо.
Широкое плато простирало под взором бога. Когда-то здесь был густонаселенный полис. Каждый день радующий ярмарками, представлениям. Сюда стягивались купцы, герои, философы, драматурги со всего света и Гермес в их числе. Так хотелось на симпозиум в компанию симпатичных гетер…
Сейчас же на месте былой радости, были жалкие руины дымящихся остовов, зубы многоэтажных бетонных клеток да тёмные улочки, без капли света, кишащие монстрами.
В отличии от Деймонов, ютящихся в тёмных уголках подземных дворцов, эти сновали по земле всей Греции. Бездумно, бесцельно… беспощадно истребляя всё на своем пути. Ужасные создания, отдалённо похожие на людей, но с неестественно растянутым вниз лицом, точно плавленое олово. Извращённые порождения Фобоса.
Фобии.
Кого-то из них подчинил Прометей. Титан ненавидящий богов. Ему всё едино, кого убивать, лишь бы не его драгоценных смертных.
Кто-то принципиально их не трогает, веруя, что сможет исцелить и вернуть человеческий облик. Гиппократ, наивный ты глупец.
Мир давно сошёл с ума. Часть богов мертва: Гефест, Гелиос, Посейдон, Афина, а Титаны с помощью сыновей и дочерей Ареса освободились из тысячелетнего плена. А потом начались катаклизмы. Река Стикс проникла в воды океана, отравляя её смертными душами. Ураганы Борея равняли города с землёй. Всадники Апокалипсиса вырвались из ящика Пандоры, сея хаос и разрушения в каждом уголке Греции, от Македонии и до Мессары.
Времена года сплелись с циклом дня и ночи. Утром приходит весна, набухают почки деревьев, днём же жарит солнце и дерева, можно собирать оливы, пить вино, петь и танцевать. Вечером наступает осень, виноградная лоза начинает высыхать, только колючие сорта остаются жить. И наконец, ночь — время холода и мрака.
Эхо взрыва донеслось до чуткого слуха Гермеса.
Это могучий Гиперион ломает небосвод. Каждую осень он заносил молот Гефеста и ближе к весне опускал его. Небесный купол трещал под сокрушительными ударами Титана. Его осколки многочисленные, словно искрящие метеоры сыпались вниз, разрушая всё вокруг. А солнце, губительная сфера, отобранная Гиперионом у своего сына, каждое лето пробиралось в щели купола. И всё, чего касались губительные лучи пламенной звезды, обращалось в горстки пепла.
Гермес шел по таящему снегу к полуразрушенному углу театра. Там, средь амфор и глиняных черепков, в пляшущем огне костра сидела женщина и расчесывала маленькую овечку. Женщина что-то тихо напевала себе под нос, поглядывая исподлобья на бога.
— Выглядишь неважно, — бросила Артемида.
— Кто бы говорил, — развел руками бог, присаживаясь у костра.
Покровительница охоты поднялась, раздувая резким движением снопы искр. Её обожжённое слева лицо, показалось из густой тени.
— Ты достал?
— Да, — он помахал ловко выхваченным фиалом, — еще на «четверку» хватит.
— Мало.
Гермес пожал плечами, но не мог не согласиться. Чтобы добраться до Тартара, им нужна Дионисова бочка амброзии, никак не меньше.
Она убрала волосы назад и стянула их в тугой конский хвост, подвязав меандровой тесьмой.
Помолчали.
— Что-то случилось? — С подозрением прикинул Гермес, — я лелею надежду, что мы отдохнём на дорожку.
— Герми, скажи честно, — богиня швырнула копьё куда-то в тень, — ты притащил их сюда?!
Он так отчаянно завертел головой, что крылатый шлем сполз ему на переносицу.
— Кого?
— Фобий! Я знала, что этот сукин сын Борей выдал нас! Говорила же, что надо было его пристрелить!
— Мне начинать молиться?
— Да, — сухо ответила Артемида, — их много.
Он услышал их. Этот душераздирающий вой и топот сотни ног.
Молитва не была чем-то странным. Напротив, для богов это награда. Награда и придание сил. Гермес улыбнулся овце. Овца всё поняла и попыталась дать дёру. Но Гермес не был бы самым быстрым богом на всём Олимпе, если бы не сумел за миг нагнать овцу, схватить её, связать и возложить на алтарь. Ну, как алтарь, порушенная плита со стёртым изображением Сциллы и Харибды.
— Прости, крошка! — ухмыльнулся он, вознося церемониальный нож над тушкой овцы, — Арти! Мы готовы.
Пальцы хрустнули как у заправского кулинара и острие вонзилось в плоть. Быстро и безболезненно.
Обряд жертвоприношения начался.
Серебряный лук благородно засиял в проблесках бледнеющей луны. Артемида была готова и не заставила себя долго ждать. Мимолетное движение и оперение стрелы торчало в пасти монстра.
Божественная Артемида, Дикая Охотница,
Подними свой Серебряный Лук!
Я выхожу на тропу сражения
Встань же рядом со мною сейчас!
— Гермес! — кричала Артемида, с умопомрачительно скоростью нашпиговывая стрелами чудовищ. Но их было слишком много, — быстрее, Зевс тебя дери!
Пусть моё мужество — станет твоей Стрелой,
Моя жажда справедливости — натянутой Тетивой,
Пусть моё желание сражаться — станет Прицелом Твоих Зорких Глаз,
А моя Песнь Победы — восславит Тебя.
Покровитель торговцев тараторил как заведённый, вскрывая брюхо овцы. Нож хищно сверкал в пламени костра.
Пусти Стрелу Возмездия в стан моих врагов,
Пусть её сила утроится от совершённых ими грехов!
Пусть сметёт она их грозно с моего пути,
Пою тебе Песню Чести и Славы, Великая!
— Быстрее! Я не справляюсь! — Они наседали саранчой, лезли отовсюду, как сокрушительная волна.
Кровь струилась по его руками, окропляя рукотворный алтарь.
-Тебя восхваляю Чистая Сердцем!
Мужества Певица! Смелости Олицетворение!
Надежда Стойких! Помощница Честных!
Тебе пою я мою Песнь Восхищения.
— Они уже здесь! Гермес!
Горячее сердце животного едва пульсировало в его раскрытых ладонях. Он возносил его к луне.
Благословенная Артемида — Звёздная Богиня!
Благослови мой путь мужества и будь благословенна.
Последняя стрела Артемиды, выпущенная в упор. Пробила пасть Фобии насквозь, набираясь силы, она тянула за собой кровавый след, пробиваясь всё дальше и дальше. Две карминовые струи переплелись, точно змеи на кадуцее и превратились в величественного оленя вышиной в семь человек. Зверь своими мощными рогами нанизывал нечисть, раскидывал её и упивался своей кровавой жатве. Настоящей охоте. Он топтал их копытами, бодал и рвал на ошметки. Союзник Артемиды изничтожил окружившие их Фобии. И насытившись охотой, медленно испарился, как песок на ветру в первых лучах утреннего, весеннего солнца.
— Это конец? — выдохнула Артемида, судорожно отпуская тетиву стертыми в кровь пальцами.
— Фуф, — самодовольно улыбнулся Гермес, вытирая руки о тунику. Это был самый оправданных «фуф» за всю его жизнь, — пронесло.
— Пронесло, — богиня поморщившись убрала лук за спину, — в этот раз.
— Да. — Гермес всмотрелся в горизонт, улыбаясь новому дню. Так далеко он раньше не заходил, — Отдохнём и в путь?
— Да, в путь.
9 Муз 