Который день не в духе Громовержец. Заперся у себя, тучами обложился. Никого к себе не впускает.
– Позор! – теребя божественную бороду, размышляет Кроныч. – Мало было интриг на Олимпе, так теперь и вовсе не поймёшь, боги людьми управляют или люди богами. Апполон, стервец, из Гериной опочивальни не вылазит. Гефест, хромой черт, себе ортопедический ботинок выковал. Теперь с Нимфами в вертепе у Орфея пляшет. А тот что придумал, петух безголосый! Арфа у него модернизованная, электронная, а сам под “фанеру” поёт. Вон как его Фурии с острова Сирен подразнивают:
Орфей Сладкозвучный,
Скрипит твоя арфа.
И голос фальшивит,
И сам ты не тот.
Те песни, что прежде
Богов восхищали,
Теперь даже в банях никто не поёт.
Одиссей сына своего к новому походу готовит. На субмарине. «Арго-2». Если не врут, уже с Посейдоном договорился, за 50 процентов Золотого руна. А этот старый дурак и купился! Не даст он тебе ничего! На то он и Хитроумный. Но доступ к морским недрам получит и тебя, краба старого, проучит. Гляди-ка, стихами заговорил. Хандра располагает к поэзии… Арес – Бог войны! Мелкими интригами междоусобиц увлёкся, деревеньки стравливает, с прохвостом Гермесом пари заключает. Прометей интуристам позирует. Пегас, простое животное, а туда же: крылья каким-то херувимам с соседних небес на плюмаж выменял. Осёл, а не жеребец! Пасётся, вон, теперь с Кентаврами – один хвост сзади, другой на голове. Артемида, дрянная девчонка, с браконьерами снюхалась. Они ей за рог Единорога карабин подарили и нахлобучку ночного видения. А эта безмозглая вертихвостка отдала им колчан со священными стрелами! Тем нынче только и занимается, что по ночам подглядывает, как эти ничтожные человеческие существа совокупляются. Хотя, надо сказать, фантазии на этот счёт им не занимать… Атланты, и те оборзели. Не хотят больше «за просто так» небесный свод поддерживать. Едва справляюсь. Весь свод в озоновых дырах. Вот оно, непослушание, вольнодумство! Ни к чему хорошему не приводит…
В покои, с шумом отбиваясь от стражников и гремя доспехами, ворвалась Афина.
– Что происходит? Что за хандра? Ты же – Зевс! Отец богов!
– Отец кретинов я… – сверкнул на неё глазами Кронид, нервно наматывая на палец волос из бороды.
– Отец, – уже мягче продолжала Паллада, – не к лицу тебе, венценосцу Олимпа, такое бездействие. Ты знаешь, что внизу творится?
– Думаю, не хуже того, что творится наверху…
– И ты так спокоен?!
– Как и полагается Олимпийцу…
– Словами играешь. А детки твои, Дионисом напоенные, тебя старой периной называют. Никчемной. Хочешь повторить судьбу своего отца?!
– История повторяется в виде фарса…
– Вот уже словами человечишек заговорил. Встряхнись, Зевс, раздвинь тучи, сбрось им пару дюжин молний, – со слезами в голосе промолвила воительница. – Ведь всё рушится!
– Уже рухнуло… Что ты предлагаешь, любимая дочь?..
– Сократи сонм богов. Разведись с Герой. Покарай…
– Прекрати, – прервал ее Зевс. – Какой толк сокращать это сборище голых натурщиков? Де-факто они давно уже не боги…
– Вот именно!
– Ты-то о чем тревожишься, рождённая отцом? Твоё имя столицей увековечено было.
– Мне за судьбу Олимпа страшно.
– От судьбы не убежишь. Даже на олимпийских высотах. Сегодня ты на вершине, завтра – у подножия…
– Расчувствовался! Вот оно, твоё уязвимое место, пята Ахиллесова. Тебя сейчас самый раз подсадить к Диогену, в бочку.
– А Диогена – сюда… Знаешь, Ахиллес-то не потому умер, что стрела в уязвимое место попала, а от заражения крови. Просто стрела была грязная… Напридумывали – полубог! Полубогов не бывает. Либо ты Бог, либо человек…
Проведя ночь на заброшенном складе, заваленном пустыми коробками, ящиками и рассохшимися бочками, старый бомж проснулся от шума подъехавшего грузовика. Он потянулся, и с его груди сползла потрепанная книжица «Мифы древней Греции», которую подобрал недавно на свалке. Он не читал выброшенных газет и журналов, как это делали другие бродяги. Но любил выискивать на свалках книжки и с упоением зачитывался. Среди своих, таких же неприкаянных, его называли Диогеном. За философский склад ума и любовь спать среди этих ветхих бочек.
– Приснится же такое! – Диоген почесал грязную бороду и с улыбкой подумал: – А ведь, если помыть, засеребрится и закучерявится. Точь-в-точь, как у Зевса.
Зацепившийся за ноготь длинный седой волос оторвался со странным серебряным звоном.
9 Муз 