Дорога долгим серпантином вела нас в гору. В лучах осеннего солнца она переливалась змеёй, отражаясь в сонном сознании лабиринтами, по которым я всё ещё бродила в надежде на встречу с Минотавром… Сколько любви и сколько ненависти скрыто в развалинах Кносского дворца? Сколько легенд и сколько правды?
— Там, где в шрамах камней — лабиринты и счастья, и горя, горизонт — золотой, но горчит молодое вино… — ответил мне Голос, звучащий обычно в самую неподходящую минуту.
Надо записать — только подумала я, как в этот момент, Ирина Анастасиади —президент творческого фестиваля, на который съехались писатели из разных частей света, объявила о том, что мы доехали до места назначения.
— Друзья, выходим. Те, кто поднимутся пешком к пещере Зевса, идут за мной.
Кому сложно подниматься пешком, могут взять ослика. Те, кто не в состоянии идти, утомившись в Кносском дворце, могут подождать нас в таверне, — объявила она и вышла из автобуса.
За ней последовали практически все.
И только трое, оторвались от основной группы, в поисках ослов.
Очень скоро наша смелая троица дошла до ослиной станции. В стойле нас ожидали три красавца, морды которых были украшены цветными оберегами и бубенчиками. Как на заказ. На каждого по ослу.
Ко мне подошёл проводник с глубокими карими глазами и подвёл к чёрному четвероногому. Как мне показалось, в его тоскливом взгляде разгорелся огонь .
— Осла зовут Фотис, — объявил проводник. — Он любит, когда к нему обращаются по имени и хвалят.
— За этим дело не станет. А это безопасно? — спросила я, бросив обеспокоенный взгляд на крутой подъём, по которому нам предстояло подняться
— Абсолютно, — уверенно ответил проводник.
Я победоносно оседлала осла, улыбнувшись воспоминаниям детства, в которых мама, сев на осла, впервые встретила моего отца. Это было на пляже кардиологического санатория в Бильгя. Папа порой шутил: «Надо же было ослу выйти мне на дорогу…»
Из прошлого меня возвратил мой статный спутник, как библейский герой, выбравший себе белую ослицу.
— А у Вас в Баку есть ослы?
— Они есть повсюду. Разве нет? — не без лукавства переспросила я.
— Ну, разве стану я с Вами спорить? Повсюду, так повсюду! — благородно улыбаясь, заключил он, и наша ослиная процессия тронулась в путь.
Впереди гордо гарцевал осёл, аппетитно размахивая своим шоколадным хвостом.
Его наездница уверенно держалась в седле, явно довольная своим выбором.
Мой осел был покладистым и, действительно, падким на похвалы. После каждого моего «Μπράβο, Φώτη», он встряхивал свою блестящую гриву, игриво двигал ушами и ускорял шаг.
Очень скоро мы поднялись на тропинку, откуда справа открывался вид на горные хребты и долину, поделённую на квадратики засеянных полей, напоминающие звенья лабиринта…
— Удивительная земля! — восхищённо воскликнула я.
Проводник, всё это время с трудом изъяснявшийся со мной по-английски, видимо не нашёл что ответить, но одобрительно кивнул головой. Затем он махнул рукой вниз, указывая мне на что-то…
Внизу, отказываясь подниматься, на месте топталась белая ослица. Ну, прямо, Вааламова ослица!.. К добру бы… — подумала я.
Проводник покачал головой, сопереживая своей коллеге, которая поддерживала зад ослицы, то ли чтоб помочь упрямице, то ли себе, чтоб не скатиться вниз.
— Господи! Помоги… — взмолилась я. Но мы уже продолжали путь, и я не имела возможности наблюдать за происходящим позади нас.
Мой чёрный друг излучал свет и тепло, отогнав все мрачные мысли.
Ещё километр, и мы были у цели. Вааламова ослица угрюмо плелась сзади, покачиваясь с бока на бок.
Счастливые, уже позабыв все трудности, мы соскочили с ослов, поблагодарили проводников и пошли дальше пешком к входу в пещеру Зевса.
Вход в пещеру напоминал ОКО. Я невольно содрогнулась от собственного сравнения, вспомнив строки из «Одиссеи» Гомера:
«Никогда не являет Оку людей там лица лучезарного Гелиос»…
ОКО своим тёмным глубоким магнетическим зрачком потянуло меня за собой— дальше, вглубь…
И здесь винтовая лестница напоминала лабиринт! Ступеньки были скользкими, блестящими, напоминая чешую змеи. Я еле удерживала равновесие, но ноги, ставшие отдельной частью моего тела, сами вели меня вниз…
По стенам стекала вода. «Слезы вечности» — подумала я… В то же мгновение почувствовала холодное дуновение… Дыхание Хроноса?!
«Я услышу ту песнь — колыбельную вечного ветра,
Вереницы стихов, хороводы античных гетер,
И как пахнут дождями грехи Ипполита и Федры», — прошептал тот же Голос, звучавший в автобусе.
Надо записать — подумала я, достав телефон, чтоб наговорить строки в диктофон. Но тут у меня поскользнулась нога… В последующие доли секунды перед глазами проплыли молодые родители, я, бегущая навстречу им, школьные товарищи, мой библейский герой…
— Давайте я Вас сфотографирую — поддерживая меня, предложил высокий брюнет атлетического телосложения.
— О, спасибо! — мгновенно отреагировала я, протянув ему свой телефон.
Я позировала, забыв обо всех страхах, стихах, и даже о том, где нахожусь…
— Пожалуйста — указав в телефоне на явно удачную свою работу, молодой человек вернул мне телефон.
— У вас очень небезопасная обувь.
— Я знаю, — смущённо ответила я, не зная куда спрятать свои ноги в кожаных шлёпках, которые я забыла сменить на кроссовки утром в гостинице.
— Держитесь за меня, пойдём вместе к выходу! — твёрдо, не спрашивая моего согласия, заявил он.
«Как о нас Одиссею слагает оживший Гомер» — ответно прозвенел Голос…
— Лейла. На арабском «Ночь» — представилась я, взяв моего нового друга за руку.
— Фотис. На греческом «Свет».
Передо мной вырос добродушный образ чёрного четвероногого и мне казалось, что я уже улыбалась не своему новому спасителю, а ему, ведущему меня вверх, где меня заждались друзья, обеспокоенные моим долгим отсутствием.
По дороге в гостиницу я все же записала Голос на диктофон:
Мне приснится когда — нибудь остров штормящего моря,
Где песок обжигает ладони, впитавшие соль,
Там где в шрамах камней — лабиринты и счастья, и горя.
Горизонт — золотой, но горчит молодое вино…
Я услышу ту песнь — колыбельную вечного ветра,
Вереницы стихов, хороводы античных гетер,
И как пахнут дождями грехи Ипполита и Федры,
Как о нас Одиссею слагает оживший Гомер…
9 Муз 