Сергей Бедусенко. Прикосновение к Элладе

Гелиос с моря прекрасного встал и явился на медном своде небес, чтоб сиять для бессмертных богов и для смертных, року подвластных людей на земле плодоносной живущих.

                            Гомер /Одиссея/.

Как вы думаете, друзья, когда началась моя «элла­домания»? Представьте, еще с «подстольного пешком­хождения». По воле Ананки, то есть рока, моим буква­рем (в отличие от нормальных детей) стала преинтерес­ная книга Н. Куна: «Мифы и легенды древней Гре­ции».

Почему же именно она? – спросите вы.

Уверен, что это не что иное, как голос крови. Ведь тогда крохотный читатель еще не знал, что имеет к земле великого Гомера самое прямое отношение. Дело в том, что моя прабабушка, по материнской ли­нии, была самой что ни на есть заправской гречанкой и носила фамилию Харлампиди. С этим любопытным фактом, я был ознакомлен уже в относительно зрелом возрасте. Из этого следует, что на мои детские инте­ресы такое положение вещей никакого влияния ока­зать не могло.

Как бы там ни было, а к пяти годам, я уже бойко пересказывал любой миф и знал наизусть весь древне­греческий пантеон богов – от самого Громовержца Зевса, царя всего сущего – до, скажем, Пана, по тепереш­ним понятиям, бога сельского хозяйства, который родился – даже подумать страшно – длиннобородым, козлоногим и рогатым. По прошествии известного времени, эти нежные ростки античности выросли в вечнозеленые лавры, плодородные маслины и стройные кипарисы, оказавшие весьма существенное влияние на формирование мое, как личности.

Мысленно и в сновидениях, бесчисленное коли­чество раз переносился я на добрых четыре тысячи лет в страну своих грез, где вместе с древнегреческим героем Тесеем покорял грозного Минотавра и весь минойский Лабиринт, с царем Эдипом превосходил в мудрости самого Сфинкса, с могучим Персеем добывал голову Горгоны Медузы, а с хитроумным Одиссеем – стремился к берегам далекой Итаки… Очнувшись же, испытывал ни с чем не сравнимое чувство гордости за своих леген­дарных предков. И неспроста – ведь если рассудить, ни одна из древнейших цивилизаций не оказала такого влияния на мировую литературу и искусство, как античная. Ею буквально пронизано все и вся.

Такова предыстория.

Теперь же, много лет спустя, уже будучи дипло­мированным сочинителем музыки, я в составе коллек­тива Киевского академического театра им. Ивана Фран­ка, неожиданно получил возможность впервые побы­вать на своей второй родине, и ликованию моему, по­верьте, не было предела.

Поводом для поездки послужил международный Античный фестиваль, в который очень даже вписыва­лось мое музыкальное детище – рок-опера «Энеида», по одно­именной поэме Ивана Котляревского (вдохновлен­ного вергилиевским первоисточником). Следует ска­зать, что этот живописный спектакль, в постановке за­мечатель­ного режиссера Сер­гея Данченко, вот уже во­семнадцать лет при аншлагах не сходит с франковской сцены.

Подготовка к поездке прошла как во сне.

Неужели?!

И вот сборы закончены. Бессонная ночь, подъем в пять утра, автобус, аэропорт, «Боинг», свеженький как огурчик – все в соответствии с графиком. Но только после того, как мощный авиалайнер оторвал свой обте­каемый корпус от малороссийской почвы, реальность по-настоящему вступила в свои права.

Время в полете тянулось невыносимо медленно… Наконец, далеко внизу показалось голубое марево – море. Водная стихия разливалась все шире и шире, пока не составила с небом единое целое.

Самолет поднялся выше. Теперь подо мною проплывали величественные, невообразимых очертаний  облака – словно светящиеся изнутри, белоснежные чертоги – родные братья Шамбалы, Яшмового Дворца, Валгаллы, наконец, Олимпа. А надо мной – раскинулся бескрайний, истинно свободный, ослепительно синий мир, древний как само мирозданье!

По мере приближенья к цели нашего путешес­твия, самолет постепенно снижался, и сквозь облачную пелену – то здесь, то там – начали проступать бесчис­ленные острова – гористые, первозданно дикие. Сверху, они напоминали неких фантастических существ, всплывших с таинственных глубин Средиземного моря погреться на сол­нышке.

Сами собой, будто из воздуха, соткались гекза­метрические строки:

                 Некогда чудо Эллады открылось мне

                                                             в жаждущем сердце –

                 Нынче же землю Гомера слепого

                                                               воочию вижу!..

А тем временем, наш крылатый гигант, согласно расписанию, плавно «приэлладился». И вот уже автобус вовсю катит по Афинам.

Весьма любопытный город! Большинство улиц настолько узки, что допускают только одностороннее движение. Великое множество белых опрятных домов с характерно плоскими крышами и открытыми балкона­ми, выдающимися на три, а то и на четыре метра, бесчисленные уличные ответвления, круто уходящие куда-то вверх, оживленная, пестрая толпа добродушных афинян… Здесь не знают слова «зима» – ноль градусов по Цельсию с мокрым снежком в придачу – просто пик мерзлоты.

Город-порт, город-базар, город-муравейник… И все же, этот двенадцатимиллионный мега-полис, от­нюдь не утомляет, скорее, заряжает энергией и опти­мизмом. При одном лишь взгляде на него, тревожная доселе душа, странным образом успокаивается, словно хочет выдохнуть сакраментальное: «Ну, слава Богу, наконец-то дома!..»

Наш (даром, что не крылатый) «Икарус» проезжает в каких-нибудь трехстах метрах от святая святых Греции – Акрополя; вполне отчетливо видны его божественные, красно-охровые руины – кажется стоит лишь протянуть руку, чтоб дотронуться до них, но… Оказывается, что мы не укла­дываемся в какой-то там график и, к великому моему сожалению, должны следовать прямиком в Патру – наш конечный пункт.

Абсурд, трижды абсурд! Вся эта ситуация живо напоминает некое утонченное издевательство, и никак не иначе.

В Патре, кстати, третьем по величине (после Афин и Солоник) городе, я уже вполне серьезно, как некий биолокатор, настроился на эту благословенную страну. В первый же день, вдоль и поперек излазил все окрестности – от знаменитого собора Андрея Перво­званного – и до последнего мастерового магазинчика. Напоследок – с наслаждением искупался в ночном Ионическом море, хотя до чистой воды пришлось то­пать вдоль сплошных портовых сооружений километра полтора.

Наутро, когда стало совершенно очевидным, что никакой экскурсии к Акрополю не предвидится, чуть было не пал духом. Находиться в Греции и не побывать в самом ее сердце! Но часы тикали, и я принял волевое решение: добраться до Афин в одиночку. Если бы в тот момент мне сказали, что придется идти пешком, то я бы, наверняка, согласился и на такой вариант. Поду­маешь, какие-нибудь 300 км. Ведь по-гречески это – 1800 стадий! И, вдохновленный таким соображением, я не поддался никаким отговорам и предостережениям со стороны приятелей.

И вот, «собрав в кулак» свои, более чем скромные познания английского, начал с нуля – с поисков авто­бусной остановки, расписания и цены на билет. Да, это был поступок, ведь в незнакомой стране с такими вот самовольщиками могло произойти все что угодно, не говоря уже о риске подвести коллектив.

Добрых три с половиной часа я в упоении мчался по извилистым дорогам Греции – навстречу своей меч­те – мимо древнего Коринфа с его головокружительным каналом, мимо характерных, почти красных гор, изред­ка увенчанных замшелыми твердынями, мимо двух легендарных морей: Ионического и Эгейского.

По приезде в столицу я, как ни странно, довольно быстро отыскал остановку такси. Каких-нибудь десять минут – и вот уже предо мной под­ступы к Верхнему Городу – именно так в переводе с греческого звучит слово «Акрополь». Первые построй­ки на этом месте появились ранее 2500 года до н.э. Именно этой датой и обозначается начало первого периода греческой куль­туры.

Никакие слова не могут передать моего состо­яния. Что может чувствовать человек, находящийся в самом центре Земли?! Когда же поднялся на смотровую площадку, где неистовый северный ветер (Борей), бук­вально срывал голову с плеч, чувства мои достигли предела. Далеко внизу, весь залитый солнечным светом, величественно раскинулся один из древнейших городов планеты – Город Моих Грез. В эту минуту я все отдал бы за возможность раскинуть руки и подобно мифи­ческому Икару взлететь в безудержный простор эллин­ских небес!

И с благоговением снова и снова касался акро­польских колонн – выщербленных, потемневших от времени и помнивших, кажется, саму Вечность. Про­пилеи, Храм Афины, Эрехтейон, Портик Кариатид, наконец, театры Ирода и Дионоса – после созерцания всех этих шедевров архитектуры, воды я выпил, навер­ное, целый кувшин, емкостью три с лишним литра! Благо, колодец располагался тут же, поблизости.

При встрече и при расставании, древние греки говорили «хэре», что означает «возрадуйся». Безусловно, ничего совершеннее и не придумаешь. Именно так я и попрощался с Акрополем, этим поистине рукотворным чудом. Попрощался на его родном языке.

Приехав к автобусной остановке на такси, я, что называется, попал в переплет, здорово шарахнувший по моему бюджету. Таксист, вместо обычной для такого расстояния цены в 3 евро, заломил целых 30! Малень­кий, тощий, со сросшимися бровями над крючковатым носом – ну просто вылитый сицилийский мафиози – он, к тому же еще все время выкрикивал: «Ес итальяно –ноу американо!» Все объяснилось очень просто: опаздывая на вечерний рейс, я в спешке прыгнул не в нормальное такси, а в машину для туристов – местную «евровыжималку»…

Уже на пути в Патру вдруг заново осознал всю непреодолимость пропасти, разделявшей ценности выс­шего порядка и ту тривиальную «мышиную возню», которую по большому счету представляет наша, в част­ности, массовая культура. Но, не будем о грустном.

Если бы я только мог, то не спал бы вовсе – на­столько жаль было драгоценного времени… В послед­ний из всего лишь трех отведенных нам дней давали «Энеиду».

Спектакль, подобно всем прочим фестивальным представлениям, состоялся в одном из древнейших театров Греции, возведенном в 8 веке до н. э. и отличав­шемся, как и должно, совершенной акустикой. Ну, скажите на милость, чего еще можно желать автору!? Несмотря на досадное отсутствие рекламы, народу собралось более чем достаточно.

Надо сказать, что славянская актерская школа, известная своим мастерством во всем мире, дала себя знать и незримые для наших глаз, музы трагедии и комедии, соответственно – Мельпомена и Талия – вни­мали происходящему.

Да уж, давненько тут такого не видывали! Да еще в исполнении франковских корифеев: Богдана Ступки, Анатолия Хостикоева, Натальи Сумской, Богдана Бе­нюка и прочих. Греки, некогда открывшие миру фено­мен театра, были в полном восторге, а представители украинской диаспоры – те и вовсе не скрывали носталь­гических слез…

На прощальном банкете, продолжавшемся чуть ли не до утра, я пополнил свой греческий лексикон фра­зами: «эфхаристо поли» (большое спасибо), «каллио» (классно) и еще одним вариантом прощания: «кэ ту хрону».

В отличие от оптимистичного «ясас», которым  современные ахейцы встречают и провожают друг друга, данная фраза звучит гораздо более трогательно: «с надеждой на встречу»…

Не обошлось и без сюрприза. На самом нашем выезде из Патры, а надо сказать, что времени до само­лета было в обрез, я вдруг спохватился, что оставил свой пиджак в гостиничном отеле. И все бы ничего, но во внутреннем кармане злополучного предмета одежды лежал мой загранпаспорт, а это уже серьезно. Ведь, как говориться: «Нет документа, нет и человека».

Так что, волей-неволей пришлось разворачивать (увы, не крылатый) «Икарус» и возвращаться всем личным составом за моим «серпастым-молоткастым». Ну да ничего – своим и горы помогают. Помогли и на сей раз.

Успели.

Изволите ли видеть – не только я, но и мое удо­стоверение личности, и даже одежда – все обнаружили самое горячее желание: не покидать этого гостепри­имного края – края где, как известно, «все есть».

В числе прочих сувениров – головой Зевса, статуэткой Афродиты, бронзовым античным шлемом – я увозил с собой маленькую амфору – не подлинную, но зато наполненную самой настоящей греческой зем­лей – глинистой, красноватого оттенка землей, излучав­шей, казалось, все тепло античного мира…

Ясу, милая сердцу Эллада, эфхаристо поли, и …. кэ ту хрону.