***
Хочу настроиться на главное,
спрямив извилистости медь,
и через бойкие заглавия
всю глубину понять суметь,
постичь за цензами и шлюзами,
что сталь по-прежнему крепка,
что революции, как музыка,
не в стиле «ретро», а в накал,
что за подъездами парадными
здорово насквозь ремесло.
Не измеряется наградами
надёжность и весомость слов.
Под штукатуркою и краскою –
без червоточины стена.
Умеет строить и выбрасывать
мастеровитая страна.
Какие б тягости и горести
нам испытать не суждено,
но чувство родины и гордости
для всех едино и одно.
Бывает, охают и ахают:
куда же мы, такие все?
А наша суть и соль не в сахаре,
и даже суть не в колбасе.
Когда не гнулись, не елозили
и надрывались на войне.
Все революции – не в лозунгах.
Все революции – во мне.
С углами, шрамами и лавами
не раз ещё скрестится путь.
Хочу настроиться на главное.
И никого не упрекнуть.
***
«Дай дождя по-хорошему,
или я отрекусь…»
А. Сигида
Проходят все субботы вдоль «шаббатов»,
и «мацая» мацу или жуя,
отборного добра, зерна и мата
наслушалась и наглоталась я.
И, оклемавшись от упрёков еле,
сгребаю мусор и кладу в мешок.
Апрель… Упрела… Вербная неделя.
Мне «верба» не «верба» — и хорошо.
Не пальма! Но – как будто! Так по-детски…
Мы верим в сказки до сих пор всерьёз.
Совки и мусор, и совет советский:
держи по ветру тела член – свой нос!
И на чердак! Учиться и учиться.
Хоть неучем помрёшь. Всё муть и вздор.
…Лень на субботник ленинский тащиться.
Ну, хоть бы дождь, – погоды режиссёр.
И вот, ура! С утра – мокра и мыта
кора деревьев и мозгов кора,
изменена орбита и забыта,
как старая метла среди двора.
На этих прутьях не набухнуть почкам,
пусть завтра Пасхи воскресает дань…
Недоумённо спрашивает дочка:
-Кто этот Ленин? Ленкин папа – да?
Век проторчав средь массовых психозов,
не утрясая ни один вопрос, —
иду под дождь! Перехожу на прозу,
которая прозрачней праздных поз.
***
Я ощущаю фальшь
на кончике сознания.
Я утверждаю, – блажь –
все ваши начинания.
Я понимаю, — чушь –
все наши песнопения,
и верить не хочу
ни в идола, ни в гения.
Больна и голодна,
развинчена, развенчана,
лежит моя страна,
как брошенная женщина.
***
Обезъязычена. Не чую языка,
с щенячьих лет натаскана на русский.
Ахейцы ли, дорийцы ли, этруски –
затеряны и вытерты в веках…
Так разве важно, мова иль молва
тебя заполнит с головы до пяток?
Мысль не словами, чувствами богата,
как разумом, не шляпой, голова.
Я разумею, понимаю: вдрызг
бить, разбивая, и ломать – не строить.
Пал Вавилон. В огне погибла Троя.
И не осталось крох и даже брызг.
И будет так, по крайности, всегда,
во всех столетьях, лицах и столицах…
Горячих распрей мутная вода,
на стыках остывая, отстоится.
***
Исчерчен весь стрижами небосвод, —
пернатым – дом, и поле для сраженья.
Который год, как весь честной народ,
я в броуновском двигаюсь движеньи.
Молекула, такая же, как я,
на повороте обошла меня!
Под свежим ветром ждёт китов планктон,
кому-то — пища, что уже не плохо.
Евклид, Конфуций, Пифагор, Платон –
блестят под микроскопом Саваофа.
И, как ни странно – все моя родня.
Природный вид приветствует меня.
Слоны слонят купают нагишом.
Как мне, им век свой суждено слоняться.
Не выбирать им: малым быть в большом,
или большим над малым наклоняться…
Но нам дано лишь таинство огня!
Спасает человечество меня.
Как любит жизнь любой слепой червяк!
В любви самодостаточен и весел.
Делись и властвуй на исходе дня
беспутством разговоров и агрессий.
Что – внешний вид, и даже что – язык,
которым разговаривать привык?
9 Муз 