Ночь была безветренна и ясна. Ветер утих так же внезапно, как и начался. За балконной дверью раскинулось стальное спящее море.
Катарина упрямо молчала.
Диагор меж тем, пришел в ярость, что было совсем ему несвойственно.
– Он… Он все время пытается копировать мои изобретения, – еле выговаривая слова от возбуждения, просипел он. – Но ты, жена моя!!! Как могла с ним связаться ты?!
Его слова только позабавили Катарину.
– Мне кажется, я его люблю…
Злая улыбка дёргала её губы.
Должник всегда бывает жесток к своему благодетелю.
– Да он же уморит её голодом, – не вслушиваясь в слова жены, продолжал учёный. – Ты этого добиваешься?
Во дворе стукнула калитка. Это Фотис вышел на улицу. Страх моментально отпустил сердце Катарины.
– Если хочешь знать, он намного богаче тебя! – с вызовом бросила она мужу. И улыбнулась, довольная собой. – Целый министр!
Абсурд – вот вечный советник глупцов. Им не важно, как решить проблему, главное – решить.
– Целый министр, а с голоду уморил всех своих подопытных животных. Даже своего клонированного крокодила не пожалел. И ты посмела отдать ему мою ящерицу? Предательница!!!
Мы желаем владеть другим существом безраздельно. Нас трогает чужая верность.
– Твою ящерицу?! – засмеялась она.
Она и предположить не могла, что разговор идёт всего лишь о рептилии. И хотела, было, даже обидеться. Но тут подумала о том, насколько пикантно стоять перед ним вот так, спрятав в сумке его бесценные рабочие заметки.
– Да кому она нужна? – небрежно бросила озорница. – Она у меня на веревке сушится!
И с вызовом пройдя перед Диагором победным шагом, Катарина высунулась в окно и отшпилила с веревки извивающуюся ящерицу.
– Ну, пополоскала ее немного в стиральной машине, – презрительно оттопырив губку, произнесла она.
– Как ты могла?! – вырывая у неё из рук ящерицу, вспылил Диагор.
И поднёс к близоруким глазам пресмыкающееся. Погладил трепещущее тельце. И прощебетал:
– Душа моя! Испугалась? – и нежно поцеловал холодный колючий загривок. – Ну, ну! Всё кончилось! Теперь ты со мной!
Ящерица ответила ему ласковым движением хвоста. Сердце учёного растаяло. Он повернулся к жене.
– Пойми же, наконец, Катарина, это не просто ящерица, это – в некотором роде – будущее человечества.
Катарина взглянула на него с улыбкой превосходства.
– Тебя жена бросает, а ты только и думаешь, что о своём идиотском изобретении! – бросила она, чертовски довольная собой.
Правда есть пошлость, делающая и самое прекрасное наигнуснейшим.
– Как так, бросает?! – спросил Диагор ящерицу.
Ящерица только дёрнула хвостом. Мол, не знаю я.
А Катарина уже бежала к двери, придерживая локтём сумку.
– Катарина!!! – крикнул Диагор ей вслед.
Но она уже хлопнула дверью. Он стоял один, держа в объятьях ящерицу.
Воистину, любовь не талант, а счастливая случайность… когда она вообще имеет место быть.
Если имеет место быть.
Дверь в спальню открылась. Диагор с надеждой поднял глаза. Но, вопреки его ожиданию, это была не Катарина. На пороге стоял растрёпанный Адонис и глядел на шефа безумными глазами.
– Профессор, вы должны это видеть собственными глазами, – прохрипел молодой человек. – У нас родилось новое поколение ящериц.
– Чудесно…, – рассеянно отозвался Диагор.
– Второе поколение, профессор! Родилось само, без клонирования. Да это же чудо!
– Что ж ты молчишь? – вскричал Диагор, очнувшись от оцепенения. – Быстрее бежим в лабораторию!
Пробегая среди толп бунтующих, Диагор с удивлением подмечал странные для него изменения в столице. В городе царил разлад. Костры жгли прямо на мостовой. Десятки людей стояли вокруг огня. Руки в карманах. Глаза безумные.
– Чего они добиваются? – удивился Диагор.
– Признания своих прав, кажется…, – пытаясь бежать в ногу с профессором, ответил Адонис.
– А что, разве костры этому помогают?
– Не думаю.
– Я бы удивился, если бы помогли.
Они уже забегали в Институт, когда за их спиной раздался военный марш. И чей-то хриплый голос кричал в микрофон:
«Вперед, на баррикады! Бунтуйте, пока стоите на ногах! Помните, мы против всего! Мы против власти. Мы против безвластия…»
Диагор так и не услышал, против чего они ещё бунтовали. Дверь Института Искусственной Жизнедеятельности захлопнулась за ним, оставив все протесты за порогом.
Диагор ворвался в лабораторию и, забыв все тревоги на свете, впился в микроскоп.
– Никогда не предполагал, что второе поколение сможет расти и множиться самостоятельно, – сказал он, наблюдая за жизнью, копошившейся на стерильном стекле. – Вот и клетки только что родившихся экземпляров уже появляется без ошибки в коде. Поздравляю, теперь наши клоны не только способны жить, они к тому же дают здоровое поколение!
– Вы гений, профессор! – кажется, повторяясь, сказал ему ассистент.
Диагор ласково улыбнулся своему помощнику. Отодвинувшись от микроскопа, он удобнее устроился в кресле. Теперь можно было и отдохнуть!
– Я знаю, – благодушно признался он. – Ты только представь: я победил прогресс! Небось, все сотрудники уже позеленели от зависти.
Диагор порылся в баре и нашел бутылку с кориандровым портвейном. Достал пластиковые стаканчики. Подсыпал угля в камин. И тот задымился, распространяя по комнате запах чего-то старого, не совсем ещё забытого.
– Ну, давай выпьем за наше открытие!
– Вы открыли формулу жизни, профессор! – усевшись на табуреточке возле учителя, восторженно шептал Адонис.
Огонь согрел их. Они разморились. Лениво отпили по глотку старого выдержанного вина. И умолкли.
Все страсти внешнего мира в бессилии разбились о величие этой минуты.
– Все ученые мира перед вами – простые ничтожества.
– Ты думаешь? Нет, должен же быть еще кто-нибудь стоящий…, – И Диагор даже задумался по-настоящему, – Хм… Почему только никто не приходит мне на ум?
– Нам бы теперь приняться за клонирование птиц или зверей, – мечтательно произнес Адонис, протягивая руки к огню.
Мрачная комната осветилась неверным светом слабо тлеющего огня.
– Сейчас, когда мы, наконец, добились успеха, думаю переговорить с кем-нибудь из правительства. К счастью, я знаком с одним министром, – блаженно пробормотал профессор, окуная крапивный бисквитик в портвейн. – Надо же каким-либо образом накормить население Хватляндии! Можно начать хотя бы с клонирования курицы. Вот только где найти первичный материал для клонирования?
Адонис покраснел. Закашлялся. Но, всё-таки решился.
– Я тут недавно нашел заброшенную ещё в прошлом веке свалку, – заикаясь, произнес он. – Вы уж меня простите, профессор, что не спросил вашего разрешения. Но, роясь там, я… кое-что обнаружил…
Бедняга бледнел. Заикался. Бормотал что-то невнятное.
Диагор, впрочем, его уже не слышал. Он, не отрываясь, смотрел на пляшущие свою древнюю пляску язычки пламени и думал о своём.
«Все плохое когда-нибудь проходит, – пытался успокоить он ноющую боль где-то в районе сердца. – Глупость человеческая испаряется. А дурные запахи выветриваются со временем. И остается только дух, питающийся нетленной мыслью».
Такого нарочито нелепого героя изобразила Анастасиади. Этакая карикатура, гротеск… Надо отметить, как мастерски, внешне легко балансирует этот образ чиновника-самодура. Как здорово создан этот герой и насколько здорово соткана та действительность, в которой он живёт и действует.
Мне особенно понравилось то аллегорическое противопоставление добра и зла, тёмных сил и вечно молодого новаторства, что с горячим энтузиазмом представляет нам Ирина. И делает это, как человек, у которого живёт правда в сердце.
НравитсяНравится
Читала с восхищением. Замечательная глава романа. Тут уже Ирина отходит от сатирической подачи образов героев. Тут даже уже не до юмора. Это уже трагедия. Вывернутая наизнанку и обличающая суть . Написано уже не отстраненно, а горячо, с учащенно бьющимся пульсом. Каждая глава может быть самостоятельным произведением, крепко сколоченным, психологически глубоким, точным и злободневным. Ждем продолжения!
НравитсяНравится
Хотя роман «Три безумных недели до конца света» — фантастический, всё, что в нём описывается реально существует рядом. С озорством прописаны все герои. Но особенно хорош, на мой взгляд, характер Фотиса фон Саботаж. Отлично, что Ирина никогда не следует моде, установившейся в литературе наших дней. У неё всё своё – и герои и ситуации, в которые эти герои попадают. И Ника права: Ирина легко и без труда переходит от сатиры к трагедии и от драмы — к комедии. Это происходит так же естественно, как происходит в самой нашей жизни. И только удивляешься виртуозности её пера.
НравитсяНравится
Мне,старому цинику, иногда кажется, что все завидуют всем.Тут есть еще момент — зависть к человеку, который сам себя сделал — нонсенс.Глупость. Потому, что
зависть как и всякий грех прежде всего неконструктивна, а значит, бесполезна. Тем, что человек завидует, он не приближается к тому, кому завидует. Позыв к этой пакости велик, это понятно. Но Фотис нарисован здорово. Это — Завистник с большой буквы. И хотя часто он вызывает смех, он всё-таки опасен.
НравитсяНравится