Инна Ковалёва. Маленькая птичка колибри

Самое прекрасное чувство,

 которое человек

 может пережить, это чувство

 причастности к таинственному.

 Оно служит источником любого

настоящего искусства, любой науки.

 Тот, кто никогда не переживал

 это состояние внутреннего

 восхищения, не обладает даром

 удивления и восторга, мог бы

 с таким же успехом и не быть

 живым, потому что

 его глаза закрыты.

Альберт Эйнштейн

   Гроза подкрадывалась к дачам тайком, как кошка к стайке голубей. Чёрная туча медленно подползала к трёхкомнатному домику, в котором Александра проводила свой отпуск. По теперешним доходам она могла бы отстроить или купить не то, что дачу, а целое имение. Но это было бы просто вложением капитала в недвижимость, а та дачка, на которой она сейчас находилась, была местом, где Александра сбрасывала свои годы, возвращаясь памятью в свою юность.

Грозовая туча, словно передумав, резко повернула к холмам, за которыми расположился город, в котором жила Александра. Однако небо не переставало быть серым, облака не думали куда-то уходить. Было необыкновенно тихо: покой и благодать. Внезапно, громко протрещав, пролетела сорока. «Жди новостей», – подумала про себя женщина. И тут же зазвонил мобильный.

– Приезжай, мне плохо, – испуганно проговорила в трубке мать.

– Хорошо, только я на даче. Так что, скоро приехать не получится. Ты же знаешь, водитель в отпуске, как и я.

Александра почти привыкла к подобным звонкам матери. После смерти отчима, мать старалась обращаться за помощью к ней, а не к младшей дочери Сандре, хотя со средствами у Сандры было «покруче», чем у сводной сестры. Но мать старалась поменьше тревожить младшенькую – любимицу.

–Итак, у матери очередной приступ страха, – подумала Александра, и стала собираться в дорогу.

Закрывая домик, женщина спиной почувствовала потоки холодного воздуха. Ветер рвал листья, клонил к земле цветы. По дорожкам сада с громким тарахтеньем, каталась жестяная банка.

Ливень обрушился на Александру внезапно, будто кто-то в небесах приняв ванну, решил вылить воду прямо на землю. Раскрывать зонтик было бесполезно, ветер вырывал его из рук, гнул спицы, надувал зонтик как парус.

Александра намеревалась идти на трассу, чтобы там поймать попутку. Дождь хлестал её по щекам, как строгая мать провинившуюся маленькую девочку.

–За что?, – невольно спросила женщина.

– Мама, за что? – повторила она вслух.

Александра спряталась под раскидистыми ветвями грецкого ореха и нажала на мобильном телефоне несколько кнопок, вызывая номер сводной сестры.

– Абонент поза межою досяжностi, – ответил бесстрастный низкий женский голос.

– Значит, снова в командировке, – подумала Александра. После очередного приращения капитала, Сандра на некоторое время избегала общения со старшей сестрой, словно из чувства вины или страха, что та «сглазит» её успех. Как будто успех заключался только в деньгах…

Александра вышла из-под ветвей дерева и решительно зашагала по тропинке, протоптанной дачниками.

– Просите, и дано будет вам, – сказал Спаситель, и она очень часто пользовалась Его советом. Сейчас женщина попросила Его о том, чтобы мама спокойно дождалась её прибытия.

Александра шла, наклонив тело к земле. Дождь и ветер с неистовством нападали на одинокую фигуру женщины, которую из-за сплошной стены воды, в пятнадцати шагах уже не было видно. Путь к трассе был довольно длинным, и она вспоминала своё детство, плача при этом, то ли от обиды, то ли от беспомощности перед лицом разгулявшейся стихии.

–У неё не все дома, – часто говорили об Александре в детстве. «Они правы, – мысленно соглашалась с ними девочка, – у меня, действительно не все дома», имея в виду отца, который ушел из семьи, когда ей исполнилось пять.

Матери Александры, по роду своей профессии, приходилось работать по ночам, и маленькая Александра боялась ночей, бандитов и пьяных. Детство проходило в ожидании очередной катастрофы, и, часто реальный мир, жестокий и неприглядный, заменялся придуманным –  сказочным и прекрасным. Девочка предпочитала жить именно в нём, отдыхая от мрачной действительности, и окружающие часто замечали, что девочка с кем-то разговаривает, с кем-то невидимым, не реальным. Но Александра была уверена, что всё, что видит, реально, оно существует, просто не все об этой реальности знают. Кроме этого, у Александры часто возникало чувство, что она когда-то давно уже была в некой ситуации или доме. Очень часто возникало ощущение, что с ней это уже происходило. Дежа вю…

Поступив учиться в среднюю школу, девочка активно включилась в социум, и её странности были забыты. Александра росла в атеистической семье, атеистическом обществе, не верила ни в какого Бога, а тех, кто верил, считала не развитыми людьми. Она была активной пионеркой, затем комсомолкой, отличницей и даже немного спортсменкой. В школьные годы у неё было много подружек и друзей. Мальчишки, по выражению мамы, «бегали за ней гужом».

Отчим пришел жить в занимаемую ими комнату в «коммуналке», когда девочке было одиннадцать, а в двенадцать лет у неё появилась сестра Александрина, которую все называли Сандрой. Очень скоро их разросшаяся семья переехала в новую квартиру в новом районе города.

Но тут воспоминания женщины были прерваны сигналом проезжавшего по дороге автомобиля. Александра прижалась к мокрым кустам, чтобы пропустить машину, но водитель «Субару», как только поравнялся с женщиной, остановился и услужливо открыл дверцу.

– Спасибо. Огромное. Только я вся насквозь промокла.

– Не страшно, кресла у меня кожаные. Вот приехал отца на даче навестить, а тут дождь. Не поверил метеосводке. Думал: опять дурят. – Незнакомец стряхнул что-то невидимое с кресла, приглашая его занять.

– Вы даже себе представить не можете, как я Вам благодарна, – проникновенно сказала Александра, устраиваясь рядом с водителем. В её сумочке зазвонил мобильный.

– Мама, я уже еду. Потерпи немного.

Машина тронулась с места, и Александра стала раздумывать о том, сколько предстоит заплатить неожиданному спасителю: по значимости его помощь в эти минуты была бесценной.

– Что с мамой? – Участливо спросил незнакомец. Александра ответила.

– Я Вам искренне сочувствую. Со стариками хлопот больше, чем с детьми. Да?

– Не знаю, – про себя подумала Александра, у неё не было детей. Она вышла замуж за одноклассника Витю Егорова, у которого оказалось больное сердце, и она всю любовь и заботу отдавала мужу.

После школы Александра поступила в институт, Егоров тоже, но в другой. Они встречались, ходили в кино, на концерты, в общем, жили нормальной, по прошлым временам, студенческой жизнью. Однажды накануне контрольной по высшей математике в институте, где училась Александра, Виктор «достал» билеты на фильм о Чайковском. Фильм оказался красочным, музыкальным, Александра была полностью поглощена происходящими на экране событиями. Великий русский композитор, терзаемый душевными муками, решает свести счеты с жизнью. Вот он заходит в реку, вот идёт дальше. И тут с Александрой случается невероятное: она вдруг вспоминает, что с ней  происходило когда-то то же самое. Она начинает рыдать, снова переживая ту душевную боль, которая погнала её однажды в реку, так же как и Чайковского. Потом Александра резко обрывает свой плач, и в смятении начинает осознавать, что в её теперешней жизни никогда не было подобной ситуации. Так откуда же тогда эти давящие воспоминания?

Всю ночь она не спала, и наутро ни о какой контрольной речи быть не могло.

– Вам куда? – Оборвал её мысли владелец «Субару». Автомобиль как раз пересекал черту города. Совсем недавно кто-то перед въездом в город установил крест. Он был вызывающе неприглядного вида, и было непонятно, почему никто из начальства не приказал его убрать. Объяснением могло служить только то, что «начальством» были вполне конкретные люди, атеисты по воспитанию, и они боялись всего, что связано с религией, магией и всем тем, что в последнее время стало устрашающе наглым по воздействию на среднестатистического гражданина.

К Богу Александра пришла неожиданно. Она очень любила читать. И однажды женщина задумалась о том, кого можно считать классиком, а кого нет.

Писатели становятся классиками только тогда, когда они начинают общаться с мировой душой, душой человечества. Когда они могут почувствовать и понять боль совокупного чувства. А понять и пожалеть большое может только тот, кто больше. Кто больше Большого? Это бесконечное математическое уравнение не вмещало Того, Кто был так же безразмерен, как и пустота по другую сторону уравнения…

Александра назвала адрес. Дождь навевал дрёму, дрёма звала воспоминания, и события прошлого возникали в мозгу, как отрывки из фильма.

– Приехали. – Незнакомец притормозил возле «хрущёвки», в которой до сих пор жила мать Александры. Женщина потянулась к сумочке, чтобы заплатить водителю, но тот запротестовал:

– Ну что Вы, мы с Вами друзья по несчастью. У вас старая мать, у меня  больной отец. Как говорят в народе: «На чужом несчастье счастья не построишь».

– Тогда ещё раз спасибо.

– Я скоро буду ехать назад, к отцу. Могу Вас снова подвезти на дачу. – Александра обрадовалась предложению незнакомца и подала мужчине визитку:

– Если будет такая возможность, позвоните, пожалуйста. Незнакомец, прочитав название фирмы, в которой Александра была директором, заинтересованно посмотрел на женщину и сказал:

– Непременно позвоню.

«Где я могла его видеть?», – теперь уже Александра с интересом разглядывала попутчика, но, не сумев вспомнить, соглашаясь, кивнула ему, выходя из автомобиля.

Открыв квартиру матери своим ключом, она сразу же оглядела себя в зеркале, висевшем в прихожей. Волосы были спутаны и будто приклеены к голове. Трикотажная кофточка и юбка, бесформенная, растянутая, висели на её худой фигуре, «как не родные». Руки, загоревшие по локти, были полусогнуты, как у колхозницы, которая не знает, куда их девать от боли – последствий тяжелого повседневного труда.

– Ничего себе, видок, – подумала Александра, – как это ещё мужчина сжалился надо мной – женщиной с видом бомжихи?

Но на самом деле, она не удивилась этому событию: «чудеса» в её жизни происходили в последнее время довольно часто.

– Ну что ты так долго? – С укором сказала мать, как только Александра вошла в комнату.

– Что с тобой?, — кротко спросила дочь.

– Опять давление! Да вот сейчас, правда, нормальное, как у космонавта. Но было! Я тебе покажу! – Мать взяла с журнального столика импортный аппарат для измерения давления, который, как браслет, охватывал руку. Нажимая на кнопку памяти, мать читала с маленького дисплея цифры:

– Вот смотри: сто сорок на девяносто, сто пятьдесят на девяносто пять, сто шестьдесят семь на сто два. Видишь, было сто шестьдесят семь. Я испугалась, чтоб не случился гипертонический криз, и тут же позвонила тебе. – Александра слушала жалобы матери, касающиеся стула старой женщины, желудка, аллергии, и привычно отключилась, вспоминая дачу: кваканье лягушек в камышах на реке, глянцевые листики вишен, сверкающие после дождя под закатными лучами белого солнца, сырой запах земли и скошенной травы, и еще запах юности, обещание счастья и долгой-долгой жизни.

–Ты ела? – спросила дочь.

– Нет, приготовь мне и обед, и ужин. Я переволновалась, и у меня нет сил.

Александра сняла с себя мокрую одежду, повесила её на застеклённом балкончике, надела халат и пошла на кухню готовить еду. Хлопоча у плиты, нарезая овощи и зелень, Александра не могла отделаться от мысли, что где-то с сегодняшним попутчиком она уже встречалась, и, судя по теплой волне, прокатившейся по её телу, она не просто с ним встречалась, они даже были близки. Но этого быть не могло! Виктор, её муж, был первым и единственным мужчиной в её жизни! Откуда же это воспоминание?

Женщина попыталась вызвать у себя состояние, похожее на транс. Обычно, в состоянии транса, её посещали видения прошлой жизни или сюжеты, взятые из архива человечества, называемого некоторыми учёными ноосферой, а мистиками Востока – Хрониками Акаши.

Все, что происходило с людьми на Земле, записывалось в тонких структурах памяти планеты. События, как слайды, которые в нужное время оживут, накладывались кадр за кадром в файлы долговременной памяти, и знавший доступ к ним, всегда мог воспользоваться содержимым этой «библиотеки».

Сегодня ночью она испытала чувство, подобное экстазу, но гораздо тоньше. Это было желание чистоты такой силы, что с ним могло сравниться только желание и сам оргазм. То есть она испытывала оргазм, но другого скорее ментального уровня, который по силе переживаемого чувства был не менее приятен по силе наслаждения. Возможно – плотский оргазм имеет свой антипод – в покаянии. Не в этом ли сила «достоевщины», вскрывшей истинную суть скорпионьего наслаждения и страсти, позволяющего превратиться в орла – то есть перевести силу желания чувств в область ментальную, то есть в силу покаяния. В своей силе покаяния было наслаждение искупления…

Но вспомнить, откуда она знает сегодняшнего встречного, Александра так и не смогла.

В последующие два часа Александра не только успела приготовить еду и накормить мать, а затем отгладить свою влажную от дождя одежду, но также и принять ванну, вымыть и высушить феном волосы. После нанесения макияжа, она с удовлетворением разглядывала себя в зеркале. Простенький трикотаж молодил ее, в яркой бирюзовой футболке крашеная блондинка с длинными до плеч волосами выглядела свежо и привлекательно. Зазвонил телефон:

– Вы готовы? – Спросил мужской голос.

– Да, – ответила Александра.

–Я возле дома Вашей матушки.

– Тогда я выхожу. – Александра сложила мобильный, спрятала его в сумочку, поцеловала лежавшую на диване мать, и вышла. Женщина ощущала, что впереди её ждёт свидание, уж очень интимным был голос у звонившего. «Сексуальным» – оценила бы тембр его голоса подруга Александры, но женщина чувствовала, что дело не в «сексе». В их встрече присутствует какая-то тайна. Что-то из Хроник Акаши пожелало явить себя сегодняшней реальности, избрав Александру и …как же его зовут?, ну, скажем, сегодняшнего незнакомца, быть исполнителями пьесы, которая была написана очень давно, и сейчас, неизвестно, в который раз требует новой постановки.

– Меня зовут Михаил, – сказал незнакомец, как только женщина села на сидение рядом с ним. – А Вас?

– А как зовут меня, Вы уже знаете, – сказала она просто, не кокетничая, имея в виду визитку. Александра была благодарна Михаилу за то, что он сократил её дорожные мучения, связанные с незапланированным визитом к матери.

«Вперед, к отпуску», – внутренне скомандовала себе Александра, удобно располагаясь в автомобильном кресле.

Михаил одобрительно посмотрел на пассажирку, включил музыку, и машина тронулась с места.

Слушая по радио песни итальянцев, «страдательные», женщине пришло на ум, что в этих песнях собраны, вернее, абсорбированы, все эмоции человечества. А поскольку человек полнее всего раскрывается, когда он любит и оттого плачет, не в силах удержать слёзы, то эти сублимированные страдания переходят в песни. Вот почему итальянская песня восьмидесятых так чувствительна и доступна. Эта мысль вызвала в Александре чувство глубокого милосердия ко всему человечеству. Ей в ту минуту подумалось, что слыша мольбы, подобные человеческому страданию, выраженному в итальянской песне, Господь, не в силах совладать с собой, дарует людям прощение и послабление в муках. В этом сила искусства. В этом его искупительная сила и защита. Искусство, связанное с чувством – щит от ярости Божьего гнева, от его неумолимости. В этом необходимость «попсы» страдательной, не механической.

–Значит, Вы продаёте компьютерные программы? – спросил Михаил, всем своим видом показывая, что он готов к продолжению знакомства.

– И не только. Но это уже коммерческая тайна, – улыбаясь, проворковала Александра.

– Понимаю, – важно пробасил Михаил.

– Хорошая машина, – Александра старалась поддержать разговор, – у меня такая же была. А теперь – это машина мужа, а я себе купила Мицубиши Харизму. – Михаил оценивающе слегка покачал головой и чуть заметно покраснел.

«Что это я? Будто хвастаюсь. Наверное, он уже пожалел, что не взял с меня денег».

Но тут же Александра настроилась на лирическую мелодию, звучавшую в автомобиле, и мечтательно посмотрела в окно.

– Вы знаете, у меня ощущение, что я Вас уже где-то видел. А я, как правило, не ошибаюсь. – Женщина согласилась:

– У меня – тоже, только я никак не могу вспомнить.

–Значит, у нас есть повод выпить, – Михаил игриво посмотрел в сторону пассажирки:

– Надо, наконец, вспомнить, откуда мы знаем друг друга.

В ответ Александра промолчала. Она чувствовала, что вовлечена в какое-то действо, наполненное мистическим очарованием, и не в ее силах это изменить.

– В конце концов, у меня – отпуск. – Александра неожиданно произнесла это вслух.

– Понимаю. – Озвучил солидарность Михаил, и у Александры возникло ощущение, что они знают друг друга очень давно, и этому мужчине можно довериться, не заботясь ни о чем, просто расслабиться, двигаясь в никуда, в страну грёз и наслаждений.

На дачах их машину снова настиг дождь, и, пробираясь по узким дачным улочкам, мокрые ветки встречных деревьев, помогая «дворникам», отбрасывали с ветрового стекла потоки воды.

– Ко мне нельзя, – смущаясь произнёс Михаил, – у меня – отец.

– А ко мне можно, – отрезала женщина. Александра не узнавала себя. Это была не она, внутри действовала совсем другая женщина, какая-то незнакомая ей собственная ипостась, или, выражаясь языком современных психологов, другая подпрограмма подсознания. Александре, как программисту, этот термин был понятен. Когда включается какая-то подчиненная подпрограмма, главная программа или ядро, не может вмешаться, она терпеливо ожидает окончания цикла, чтобы затем вернуться к управляющей программе. В данном случае, связанном со встречей Михаила и Александры, похоже, судьба выполняла какой-то запрограммированный ею цикл, и прервать его не было никакой возможности.

У двухэтажного особняка под бордовой черепицей «Монтерей» машина остановилась.

– Я скоро, только лекарства отнесу. – Михаил вышел из машины. Навстречу ему из домика на соседнем участке направился охранник и спросил:

– Ну что, Михаил Александрович, все лекарства купили?

«А мы с его отцом тезки», – подумала Александра, и этот факт показался ей дополнительным аргументом в пользу продолжения завязавшегося знакомства.

Вернулся Михаил с большим полиэтиленовым пакетом. Как оказалось потом, в нём был коньяк «Таврия» в праздничной упаковке, сухая колбаса, лимоны, сыр и всякая закуска.

– Зачем так много? – Поинтересовалась Александра, накрывая стол в своём доме.

– Гулять, так гулять! – Лихо сказал Михаил. Он вёл себя просто, как давний знакомый, который заехал по случаю повидаться с давней подругой, чтобы поболтать о том, о сём. Например, о новом правительстве, о ценах на бензин, о непомерных взятках чиновников. Но после первой рюмки коньяка, когда внутреннее тепло обжигающего напитка сняло напряжение, они притянулись друг к другу, как два больших магнита, и начали целоваться неистово, со вздохами, причмокивая, как герои тривиальных телевизионных сериалов. И всё, что они говорили друг другу, было банальным, как диалоги в тех же сериалах, поскольку слова в такие моменты всё равно ничего не значат.

Они сжимали друг друга в объятьях, словно вспоминали что-то давно забытое. Александра, как дикая кошка, раздувая ноздри, вдыхала запах тела Михаила, и, казалось, что подобное свидание уже было в их жизни.

После того, как у них это случилось, женщина, счастливая, уткнулась в подмышку возлюбленного, и запах его тела позволил ей вспомнить.

Перед Александрой в одно мгновение пронеслись чередой три сцены из её какой-то другой жизни.

В первой – перед ней предстала богато украшенная комната в восточном стиле. Она и её возлюбленный лежали на ковре, расстеленном на полу, среди разбросанных подушек из блестящего китайского шелка желтого, синего и оранжевого цвета, в комнате стоял запах благовоний и, казалось, от них обнаженные тела вот-вот растают. От дымящихся палочек воздух в комнате казался сизым, сладкий аромат курений вводил в забытье, женщину, слегка подташнивало, голова кружилась, всё плыло в каком-то мареве.

За этой сценой мгновенно последовала следующая: наша героиня в платье, которое с трудом скрывало округлившийся живот, читала письмо. В нём возлюбленный разрывал их отношения, называя её распущенной девкой, бросившейся в объятья первому встречному. И тут же перед невидимым взором Александры появилась третья сцена: тёмная ночь и река. Женщина входит в воду. Чем дальше от берега, тем холоднее вода в реке, и вот, наконец, темная масса воды сомкнулась над головой женщины, обрывая навсегда две жизни: женщины и её будущего ребёнка.

Осознавая, что её подсознание «выдало на гора» сцены из её прошлой жизни, Александра поняла, наконец, почему она в юности рыдала на киносеансе фильма «Чайковский»: когда-то в предыдущем воплощении она испытывала те же муки самоубийцы, что и великий русский композитор.

«Ну, на этот раз я топиться не пойду», – с иронией подумала Александра, и, встав с постели, обнажённая, подошла к столу и налила коньяк в обе рюмки.

– Как говорят, «Между первой и второй промежуток небольшой», – Александра протягивала одну из рюмок Михаилу.

– Ничего себе, небольшой, – хмыкнул мужчина, и выпил рюмку до дна.

«Интересно, забеременею ли я на этот раз?», – подумала Александра, у которой с Егоровым детей не было. – И, на всякий случай, отставила рюмку.

А дождь не прекращался, ветер размахивал ветвями груши, растущей у самого крыльца, стучал громко по крыше, как бы желая прекратить безобразие, называемое с очень давних времён грехопадением. Александра мысленно прокручивала свои ощущения, связанные с Михаилом.

Когда он стоял напротив неё, она чувствовала, как в грудной клетке начинал работать пропеллер, вернее вентилятор, выдувая из неё все, что там было, оставляя не пустоту, а проветренное пространство, в котором отныне могла поселиться новая сущность или образ или матрица, что, по сути, является одним и тем же. «Свято место пусто не бывает». Теперь освободившееся пространство её прежнего внутреннего мира, служившего до этих пор сценарием предыдущих поступков, планов, переживаний, душевных мук готово было к принятию или созданию нового сценария жизни, ранее создававшегося бессознательно инстинктивно по канве прошлого эмоционального опыта. Теперь ей захотелось повести себя навстречу неизвестному, новому в её жизни. И, главное, никто не будет за это в ответе, кроме её самой. В теле присутствовала дрожь, знакомая ей по передозировкам стимулирующих приемов чая или кофе. Плоть требовала новых зажигающих образов и впечатлений, создаваемых мозгом. Как там у Петра Демьяновича Успенского? «Тело может прожить без пищи несколько минут, а без впечатлений – всего мгновение».

Женщина ещё раз заглянула в себя и увидела, как приходящая в её сознание, вернее подсознание, новая управляющая модель вынимает медицинским пинцетом из души или чего-то там такого, находящего на уровне груди, ошмётки, остатки чего-то ненужного – разложившегося, отравляющего. А теперь возрождалась необходимая готовность жить и обозревать себя в этой новой жизни новыми глазами.

Скоро в природе все стихло. Дождь перестал. Серые тучи разбрелись, кто куда, оставив после себя молодую бирюзу неба и белые перины кучевых облаков. Наступал вечер, и вместе с ним наступало примирение стихий, в том числе и человеческих. Страсти земные улеглись. Ночь несла покой и утешение.

С наступлением темноты заблагоухала «ночная красавица». Её свёрнутые днем цветочки, распустились, привлекая своим ароматом ночных насекомых. И тут Александра увидела, как к благоухающим высоким кустам ночной фиалки устремилось насекомое, похожее на большую стрекозу, но с длинным хоботком. Оно, то приближалось, выпивая нектар, то удалялось от цветка, перемещаясь по одной линии, напоминая маленькую птичку колибри. Как известно, колибри является самой маленькой птицей в мире, способной летать назад и вперёд, метафорически перемещаясь во времени. И женщине вспомнилось, что колибри ассоциируется с инкарнацией – повторным появлением одних и тех личностей или душ, через долгие периоды времени.

«Интересно, забеременею ли я на этот раз?», – снова подумала счастливая женщина. Она принесла с веранды тёплый плед, завернулась в него и, боясь растратить драгоценные минуты только что пережитого наслаждения, стала смотреть в ночное небо, являвшегося частью Галактики, одушевлённой космической женщины, способной любить, заботиться и дарить миру себя, загадочную сущность, тайны которой ещё предстоит разгадывать.