Ирина Анастасиади. Три безумных недели до конца света (глава 10)

Кряхтя от боли в колене, доктор прошел через анфиладу пустых комнат, спустился на первый этаж и оказался в ресторане клиники.

– Добрый день, док! – улыбнулась ему обязательной улыбкой официантка, и помогла усесться в кресло. – Что будете заказывать?

И привычным жестом поправила накрахмаленную наколку на ярко-сиреневых волосах. Юная девица эта, как это и полагалось ей по статусу, была страстной модницей. Никакие изменения не пугали эту маленькую экспериментаторшу. Если бы у неё попросили пожертвовать ради моды самой жизнью своей, она, скорее всего, пожертвовала бы и жизнью.

– А скажите, Ада, нет ли у вас икры? – спросил исстрадавшийся фон Стрикт.

– Вам какой?

– А что, разве сегодня завезли чёрную?

– Синтетическую, док, – сказала девушка, виновато улыбаясь. – Зато красная — свежая, прямо с чёрного рынка.

– Что ж, — горько вздохнул доктор, – неси красную! На какие только жертвы не приходится идти! И кому? Мне, редчайшему специалисту на планете Зиг! А почему? А потому, что творцы в наши дни перестали быть моделью для подражания. От этого жизнь, вместо того, чтобы идти вперед к терниям, идет назад в мечту о роскошной пещере. Мечтателям низших пошибов предлагают пластиковую дребедень всех видов и сортов. Тогда, как у Человека Играющего, пришедшего на смену Человеку Творящему, не имеется средств даже на покупку голой пещеры, не то, чтобы пещеры, уже набитой пластмассовой дребеденью.

Удобно устроив ушибленную ногу на низенькой табуретке, профессор почувствовал острое желание пожаловаться на жизнь. Надо же было направить свой гнев на что-нибудь! Не направлять же его, в самом деле, на больного министра, висящего на дубе?

– Хватляндия уже давно превратилась в кладбище талантов. В стране царят денежные мешки и дилетанты от культуры. Каждый дурак почему-то хочет иметь шикарный особняк и тройку роботов в упряжке. А за какие такие заслуги, я вас спрашиваю? – и он строго вперился в девушку тяжёлым взглядом серых глаз.

Ада наморщила выпуклый, как у козленка, лобик, пытаясь найти ответ. Но это не дало значимых результатов. Утомлённая этими невероятными усилиями, бедняжка растерянно взглянула на шефа. Ярко намалёванные глаза её, казались, были созданы для того, чтобы отражать на своей блестящей поверхности лишь внешний мир.

– Вот именно, ни за какие, – расценивая её молчание по-своему, живо продолжал фон Стрикт. – Зачем, Адочка, придуманы классовые различия? Да только затем, что они заложены в самой нашей природе.

Адочка с готовностью кивнула. Трудно было следить за мыслями шефа! Да и зачем это ей? Зачем ей вникать в бурчание пожилого человека? Жизнь была прекрасна. И она, Ада, была полна решимостью насладиться своей жизнью. Если только знаменитый шеф даст ей такую возможность.

– Природа, голубушка, сама выбирает, кому дать мозги, – строго подняв длинный холёный палец к небу, продолжал профессор. — И не надо ей мешать, требуя добавки.

– Что касается добавки…, – услышав знакомое слово, отозвалась девушка.

Она даже вся вспотела от радостного восторга представившейся вдруг возможности доставить удовольствие шефу. Кокетливо поправив прядь ярко-сиреневых волос, выбившихся из-под наколки, она выпалила:

– Я знаю, как вы рыбу любите… Так есть у нас акульи филейчики.

– Голодом ведь уморите! – бросил в сердцах фон Стрикт. – Да уж, неси, голубушка, свои филейчики! Только, пожалуйста, белый соус к рыбе я бы хотел всё-таки с оливковым маслом, а не с лампадным. Так что, будь добра, проследи за этим!

– Да какая разница, док? Масло оно и есть масло, – прошептала Адочка, пытаясь вложить весь свой интеллект в эти слова.

– Ах, девочка моя, ваше поколение не умеет отличить масло из оливки от масла из её же косточки, – укоризненно покачав головой, произнес доктор. – Ну да что я тебя учу? Всё равно ведь через пять минут забудешь.

– Как прикажете, – смешалась Адочка.

И обиженно поджала губы. Ну что ему надо-то?! Ест лучшее. Пьёт самое дорогое. Да все с вывертом, да все с нравоучением. Неодобрительно качая идеально причесанной сиреневой головкой, официантка удалилась на кухню.

Меж тем, фон Стрикт, удобно расположившись в кресле, включил электронную информационную почту, в предвкушении насладиться последними известиями.

О бывшем министре он уже забыл. И напрасно.

Разве можно забывать о бомбе замедленного действия, которая помещена под твоим стулом, только потому, что она ещё не взорвалась?!

Не успел фон Стрикт прослушать пару репортажей по акустической стенке об очередном ночном мятеже перед премьерским дворцом, как в ресторанный зал ворвались два прилизанных типа.

За ними, пытаясь их остановить, вломился растрёпанный санитар, издавая кваканье.

– Ах, вот вы где, господин главврач, – отдуваясь, воскликнул толстяк, подбегая прямо к главврачу.

И жмурясь на свет, исходящий от аудиовидео стенки, тут же шлёпнулся на кресло напротив профессора. С его появлением даже воздух, казалось, пришел в движение.

– С кем имею честь? – холодно отозвался фон Стрикт, с сожалением отнимая от уха акустическую ракушку.

Но не успел он произнести фразу до конца, а уже узнал багровую, упитанную физиономию, крупный нос и рыхлые щёки в сизых прожилках советника по Особо Секретным Делам – Нимфодора фон Борофф.

Вся страна жила в постоянном страхе перед этим всесильным чиновником. И только фон Стрикт, как это ни странно, не чувствовал перед ним ужаса.

Вторым, предположительно, должен был быть неразлучный дружок и соратник советника  – Базиль фон Зайкинн. Тоже хорошая штучка.

Но профессор ничем своих мыслей не выдал, продолжая беззаботно крутить настройку аудиовидео стенки.

– Мы, профессор, к вам с государственным поручением, – внушительно заявил Нимфодор, бросая на стол документ, заверенный премьерскими печатями.

Фон Стрикт сделал вид, что не замечает документа.

– В чём дело, Лазарь? –  недовольно произнес он, строго глядя на санитара. – Почему меня беспокоят во время завтрака? Ты ведь знаешь, насколько важен для меня момент принятия пищи!

– Я пытался их остановить, док, – обливаясь холодным пόтом, пробормотал санитар и с ужасом взглянул на шефа.

–  Плохо старался! – огрызнулся профессор.

–  Да вы, господин хороший, видно не поняли, кто мы такие, –  брызгая слюной, закричал вдруг советник по Крайним Случаям фон Зайкинн. – У нас срочный приказ премьера забрать из вашей клиники бывшего министра Фотиса фон Саботаж.

Но тут, как раз вошла Ада, кокетливо покачивая бедрами. И принялась расставлять на столе тарелки. Доктор с неприязнью покосился на советников.

– Право, не знаю, имею ли я право его выпустить, – продолжая игнорировать документ, сиротливо лежащий на столе, проворчал профессор и намазал икру на крапивный сухарь. – Простите господа, что не угощаю!

–  Мы с вами не шутки пришли шутить, профессор!!! –  кукарекнул Базиль высоким голосом.

– К сожалению, я и сам шуток не выношу, – сухо заметил доктор. –  Но дело в том, что бывший министр нуждается в серьёзной терапии. Как бы вам это объяснить простыми словами? Дело в том, что господин фон Саботаж немного… шизофреник.

И весело хрумкнул сухарем.

– Немного, – подобострастно уточнил санитар, – вплоть до слишком.

Фон Стрикт укоризненно взглянул на подчинённого. Тот поперхнулся словами.

–  Шо ж вы делаете ему такого, шо мы сделать не можем? –  легкомысленно поинтересовался Базиль фон Зайкинн.

Доктор снял очки и принялся полировать их краешком своего халата. На Базиля он не смотрел.

–  Впрыскивания, электрошок…, – с усмешкой объяснил он. –  Впрочем, зачем это вам? Бывший министр нуждается в профессиональной помощи.

В ответ Базиль добродушно рассмеялся.

–  Да шоб вы знали: мы все в государственном аппарате –  профессионалы, – доверительно заявил он профессору.

Всё испортил Лазарь, разразившись хохотом.

–  Ш-ш-ш, дурак! –  зашипел на него доктор.

Лазарь испуганно умолк. Меж тем профессор повернулся к советникам и резко подвел итог.

–  Ну что ж, профессионалы, так профессионалы!

И взял документ со стола.

– Только тут одно затрудненьице, – как бы между прочим, заметил главврач. В глазах его плясал бесёнок. – Бывший министр, в данный момент, висит на дереве. Если вы и вправду профессионалы, как утверждаете, значит, вполне способны спустить его. Ну а если спустите, то и забирайте с богом!

И доктор с удовольствием затолкал в рот ложку с икрой.

–  Показывайте дерево! –  вскочил на ноги фон Зайкинн. –  И побыстрее!

– Чудесно, –  отозвался доктор, –  Лазарь, проводи господ советников к дубу!

Часами измеряют время, временем – жизнь человеческую. Но чем, скажите, возможно измерить глубину человеческой глупости?

                                                 © Ирина Анастасиади