С покорной грустью во взгляде Фотис, как приклеенный, следовал за замызганной медсестрой по дорожке, усыпанной гравием. Краем глаза, впрочем, он не переставал следить за садовником, который возился с инструментами в своей кладовке.
Было тихо. Только сонно журчал ручей, бегущий через весь сад, да гравий шуршал под ногами гуляющих. Лиловатые тени синтетических дубов ложились на дорожки, роняющих тяжёлые капли только что прошедшего дождя. Тучи низко бежали над садом. Местами туман приклеился к самой траве.
Когда процессия душевнобольных, наконец, приблизились к заветному сарайчику, фон Саботаж насторожился. Казалось, что он слышит, как бьётся большое добродетельное сердце медицинской сестры. Фотис осмотрелся и беззвучно отступил к стене, под гущу искусственного плюща.
И когда группа гуляющих исчезла за правым углом, бывший министр побежал влево. Но почти достигнув заветной лестницы, вдруг поскользнулся на мокром гравии и, вскрикнув, упал в грязь.
Медсестра тут же засвистела в свисток. Сумасшедшие испуганно заверещали. Не успел фон Саботаж подняться на ноги, а к нему уже бежал атлетического сложения санитар, поднимая страшный шум. За санитаром пыхтя и отдуваясь, перебирая коротенькими ножками, бежал сам главврач. Бывший министр никак не ожидал от медицинских работников подобной прыти.
«Ну и устроил я им праздничек!» – с восторгом думал он, бодро улепетывая от преследователей.
Первым утомился главврач.
– Пациент, остановитесь! – хватаясь за сердце, закричал он вслед скачущему как заяц бывшему министру. – Да послушайте вы меня! Остановитесь!
Плескался, бормоча свою вечную древнюю песню, ручеёк, вьющийся среди чёрных камней. Главврач отнял руку от колотящегося вразнобой сердца. Отдышался. И отрывисто приказал санитару:
– Хватай его, Лазарь! Справа заходи, справа!
Фон Саботаж бросился в сторону, пытаясь пробраться к заветной лестнице. Но путь ему отрезал садовник. Тогда Фотис ретировался, перепрыгнув через ручеёк.
– Хватай его, Лазарь! Слева, слева заходи! – надрывался главврач.
– Поймаете вы меня, как же! – карабкаясь по скользкой поверхности дерева наверх, подбадривал себя Фотис.
– Доктор, он полез на дуб! – с какой-то даже радостью завопил садовник, прыгая вокруг дерева и пытаясь схватить бывшего министра за полы халата.
Главврач стиснул руку в кулак.
– Пациент, немедленно спускайтесь вниз! – глуховатым голосом приказал он. И задрал голову.
Фон Саботаж уже был на верхушке. Он остановился на мгновенье, устроил правую ногу на крепком суку. И, повиснув на ветке дерева, как орангутанг, спросил с каким-то даже удивлением:
– Вы думаете, что я псих?!
Он был страшно доволен собой. И, раскачиваясь на одной ноге, ответил сам себе:
– Как бы ни так! Нет, вы только подумайте, что у нас за врачи! Не способны, понимаешь, гения отличить от психа!!!
Он ещё покачался. Кровь прилила к голове, мешая думать. Фон Саботаж сделал попытку вернуться в прежнее положение. Не смог.
Тогда вдруг сложил руки рупором, и завопил куда-то в сторону жилого квартала:
– Люди! Спасите!
На его вопль никто не откликнулся.
Беда всегда ведет свой путь издалека. И то, что мы принимаем за злополучность судьбы, на самом деле, является роковым следствием нашей сущности.
Под стальными, клубящимися над чёрной землей тучами, гигантское здание психиатрической клиники казалось покинутым. Стены позеленели от дождей. Окна наглухо закрыты ставнями. На мокрых дорожках — ни души.
Зато под развесистым синтетическим дубом безумного беглеца стерегли двое. Главврач, задрав подбородок, глядел на висящего вверх тормашками Фотиса с брезгливостью. Подслеповатое лицо санитара, следящего снизу за бывшим министром, изображало невыносимую скуку.
Повисев минут пятнадцать без видимого толку, фон Саботаж решил воздействовать на своих преследователей в духе политической избирательной компании. Он обхватил верхушку дерева, и поставленным голосом политика, внушительно заявил:
– Вы, идиоты! Да будет вам известно, что я один на белом свете способен спасти мир от голода! Так и знайте!
Лазарь с удивлением обернулся к шефу.
– Что он такое несёт, доктор?
– Понимаешь, Лазарь, его мучает идея-фикс. Он воображает, что может клонировать динозавров.
Лазарь даже икнул от удовольствия.
– Это вы про этих? – показывая косую сажень, спросил он. – Ну, про этих зверей, что вымерли тысячу лет назад?
– Намного раньше, голубчик, да и не звери они вовсе, — снисходительно кивнул фон Стрикт. – Но сейчас речь не об этом… Меня лично, интересует шизофрения, которая мучает нашего бывшего министра. Очень, очень интересная форма!
И эскулап принялся задумчиво пощипывать свою ухоженную седеющую бородку белыми холёными пальцами. Он даже забыл где он, собственно, находится.
Ну, а висящий вверх ногами Фотис, неправильно истолковав молчание главного врача, с вдохновением продолжал:
– Я успешно клонировал козу из косточки, которую откопал в саду родительского дома. Сохранилась, понимаете ли, со дня моего 18-ти летия.
Между тем, санитар, не спуская глаз с бывшего министра, медленно отступил в тень дерева и, выбрав удобный момент, бесшумно полез вверх.
– Коза прожила целых три дня, – увлечённо объяснял Фотис. Он был страшно доволен собой.
Мир качался перед его взглядом.
– Далее, я успешно клонировал курицу. Она прожила целых два дня. Отчего бы не жить динозавру?! – весело спросил он. – Отчего, я вас спрашиваю?!
– Ну, попался! – прошептал санитар, удобнее устраиваясь на ветке. И попытался схватить бывшего министра за рукав.
Но Фотис всё-таки, заметил его. Ловко увернулся и оттолкнул протянутую к нему руку. Лазарь сорвался и полетел вниз, прямиком на главврача. Оба тяжело опрокинулись в жидкую грязь.
Первым сумел подняться на ноги санитар.
– Доктор, вы, случаем, не ушиблись? – Помогая фон Стрикту встать на ноги, спросил он.
– Ох-х-х… Вероятно…, – бессмысленно глядя на подчиненного, пробормотал главврач, с трудом удерживаясь на ногах.
Глаза его налились яростью. Мокрое лицо сморщилось от боли. Увертываясь от ловких рук санитара, напрасно пытающегося счистить с белоснежного его халата липкую серую грязь, фон Стрикт коротко приказал:
– Ты вот что, Лазарь, помоги мне добраться до кабинета. А бывший министр пусть и дальше висит на дереве. Всё равно, никуда ему отсюда не деться.
Лазарь глупо хихикнул, потирая ушибленную поясницу.
– Верно, никуда ему отсюда не деться, – заявил с апломбом. – Если только у него не вырастут крылья
– Ни с того, ни с сего, крылья ни у кого не вырастают, – строго прервал его фон Стрикт.
©Ирина Анастасиади
9 Муз 
Это просто блестяще! Что ни слово, то афоризм.
Ваши «Три безумных недели до конца света» — это зеркало жизни.
Даже о разбое, предательстве и взяточничестве вы, Ирина, говорите таким изумительным языком. Да так, что понимаешь, как могуч и прекрасен русский язык. А то как-то начинаешь забывать.
Правдиво. Прекрасно.